О времени и о себе

Ну, а когда «гвоздевой» материал найден, что дальше? Дальше уже легче: надо подобрать несколько злых фельетонов, выбрать два-три рассказа, если не смешных, то уж и не очень грустных, сформировать два постоянных отдела: КУС (Крокодильский узел связи) и «Улыбки разных широт». Причем под «улыбками» подразумевается юмор, а под «разными широтами» — Польша, Венгрия, Болгария и гораздо реже Кения или Аргентина.

Да, чуть было не забыли: нужны еще афоризмы. Вроде, например, такого: «Корова тоже когда-то была диким животным, но она об этом не знает». Или такого: «Многие гении в юности были повесами, но из скольких повес не вышло гениев!» Изречения должны быть как можно туманнее и глубокомысленней.

Есть еще забота: нельзя допускать, чтобы во всех фельетонах действовали, к примеру, одни вымогатели и взяточники — это создает унылость и однотонность, а то время как реальный мир мазуриков гораздо богаче по краскам и оттенкам. Не будет также слишком здорово, если в полосах иностранного отдела читатель обнаружит десять упоминаний падающей Пизанской башни. Образ, конечно, сильный, но надо и меру знать! Не украсит номера и многократное повторение одного и того же географического пункта. Ссылка на то, что добровольные корреспонденты «Крокодила», скажем, из Донецкой области, отличаются особенной активностью, тут не поможет.

Вот за всем этим и должен тщательно следить секретариат. Поэтому он так долго и колдует над пухлыми папками запаса, прежде чем предложить план очередного номера на растерзание планерки…

ЕСТЬ ЛИ ПРЕДЕЛ СОВЕРШЕНСТВУ!

Но вот уж и планерка позади. На очереди редколлегия по рисунку и составление макета. Они протекают сравнительно мирно и благополучно.

Художественная редколлегия, как ее у нас еще называют, удобна тем, что соединяет в себе сразу три процесса. Здесь рассматривают рисунки (опять в центре внимания мольберт — «гильотина»), говорят о них нелестные (или лестные) слова, тут же их принимают или отвергают. Таким образом, вернисаж, творческое обсуждение работ и закупка выставленных произведений не растягиваются во времени, что очень мучительно для художника, а проводятся, что называется, в один присест. Причем право голоса на этом художественном форуме имеют не только мэтры, такие, как Кукрыниксы, Борис Ефимов, Юлий Ганф, Виталий Горяев, Аминадав Каневский, Александр Баженов, но и мастера крокодильского изобразительного цеха рангом пониже. Они все здесь присутствуют, и у каждого есть свое мнение о том или ином рисунке. Другое дело, что не всякий его высказывает, опасаясь быть не понятым коллегами за чрезмерную оригинальность суждений и оценок…

И, в общем-то, дело движется довольно быстро. Получив два-три метких замечания по композиции, типажу, цветовому решению, автор безропотно забирает свой рисунок, чтобы назавтра принести его снова. Счастливчик, проскочивший сквозь взыскательное судилище без сучка и задоринки, дрожащей рукой отирает проступивший на лбу холодный пот и просит у соседа закурить.

Если часто присутствуешь на заседаниях редколлегии по рисункам, то невольно приходишь к выводу, что многие их авторы еще не выбрались из плена мании величия. Это молодые рисовальщики, которым не дают покоя лавры Радакова и Бродаты, Радлова и Черемныха.

Ему заказали «ю-ч-б» (что в переводе на общепринятый язык означает «юмористический рисунок, черно-белый»), а он принес гигантское полотно, чуть ли не в целый лист ватмана. И устроил такую пляску ярких красок, что когда рисунок появляется на мольберте, то в зале сразу становится светлее, а лица корифеев мгновенно мрачнеют. Горе несостоявшемуся Рембрандту! Тебя заставят принести завтра именно «ю-ч-б», а не что-нибудь другое!

Составление макета, над которым колдует Слава Спасский, не представляет собой ничего интересного. Может быть, за исключением одной детали: половину текстов и рисунков в номер втиснуть не удалось. Но кто же придает значение деталям, когда речь идет о формировании целого номера журнала!

На редколлегию по тексту он поступает уже в более или менее готовом виде. Фельетоны, рассказы, стихи, заметки набраны эрбаром, петитом, нонпарелью, крупно выделены заголовки и фамилии авторов, даны подписи к рисункам, на предпоследней странице помещено даже обязательное сообщение: «Темы рисунков этого номера придумали…» И все же номер готов… менее, чем более. На редколлегии иногда происходят поразительные вещи.

Вдруг кто-нибудь из присутствующих заявляет:

— У меня по этому фельетону есть несколько существенных замечаний.

И пускается в пространные рассуждения, не оставляя в итоге от фельетона камня на камне.

Может быть, такая разносная критика кому-нибудь покажется вполне нормальной. Но только не старожилам. Они-то знают, что непримиримый критик сам этот фельетон заказывал, правил, визировал и сдавал в секретариат. Откуда же взялся критический запал?