О времени и о себе. Рассказы.

Не понимая политического смысла, мы очень жалели того учителя и еще больше проникались любовью и уважением к нашей учительнице. Верили мы ей беспредельно. И однажды судьба потребовала от нас доказательств нашей преданности. До 1937 года власти отца Алексея не беспокоили. А в том году, летом, вдруг вызывают его в сельский совет с крестом и псалтырем. Были случаи, когда батюшку приглашали соборовать или причащать перед смертью православных, и он, решив, что его зовут по той же нужде, положив в сумочку принадлежности, отправился в контору. А там уже стояла грузовая автомашина с участковым. Не доходя до конторы, отец Алексей все понял, но вернуться ему уже не дали.

Слух моментально долетел до матушки и до Устинии Васильевны. Они торопились на выручку.

Милиционер и председатель сельсовета начали подсаживать батюшку в кузов автомашины, а плачущие женщины ухватились за одежду отца Алексея, пытаясь вернуть его на землю. Никто не пришел на помощь, даже не посочувствовал. Все молча потупили взгляды. Страх перед властью был сильнее справедливости. Увезли. Устиния Васильевна подозвала нескольких своих учеников и попросила собрать оба ее класса у школы. Не ощутив поддержки у односельчан, она решила найти ее у нас, детей.

На тетрадных листочках мы своей рукой под диктовку учительницы написали более десятка коротеньких просьб: «Дядя, отпусти батюшку! Верните нам отца Алексея!»

Отдавала ли она себе отчет, на какой поступок решилась в обстановке, когда свирепствовали репрессии и беззаконие? Умная и грамотная, она, конечно, все понимала. Но, видно, страстное желание прийти на помощь страдающему, встать на пути у зла и насилия побороло робость перед властями предержащими.

Через час мы уже стояли перед окнами двухэтажного полукаменного здания НКВД. И когда она решительно стала подниматься по ступеням на второй этаж, мы всей гурьбой последовали за ней. В коридоре ее кто-то пытался остановить, но, увидев детей, пропустили. Дежурный милиционер к начальнику не пропустил, а пошел доложить. Разрешили войти.

Устиния Васильевна пользовалась авторитетом не только у селян, но и в районе. Ее знали как зачинателя всевозможных благотворительных мероприятий. Начальник милиции, сытый, самодовольный, перепоясанный ремнями, осмотрел нас сверху вниз по кругу. Устиния Васильевна начала излагать общую жалобу, иногда сквозь слезы поглядывая на нас.

Закончив, попросила поддержать ее просьбу. Мы не знали, как и что нужно говорить, зато дружно подошли к столу человека в портупее и выложили наши требования. Глаза наши были устремлены в одну точку-на лицо начальника. Мысленно молили его о милосердии к нашей учительнице, к отцу Алексею. Лицо его сначала ничего не выражало, потом начало медленно багроветь. Мы сразу поняли:начальник возмущен до предела. Еще бы, слыхано ли такое в ту пору:открытый протест, коллективное выступление. Но сдержался. Отозвал нашу учительницу в сторонку и что-то усердно начал ей объяснять. Под конец громко сказал: «Идите сейчас домой, а мы постараемся решить это дело». И решили. Десять лет лесоповала для нашего «подзащитного». Все наши детские понятия о справедливости взрослых рухнули, исчезли как дым.

Вернулся отец Алексей в 1947 году. В своем селе служить не стал, хотя и приход был свободен. Принял он епархию за много верст от своей родной церкви, объясняя это обидой на односельчан. Никто за него не вступился, не произнес защитного слова, кроме пожилой учительницы со своими воспитанниками.

А Устиния Васильевна еще несколько лет преподавала. В день своего шестидесятилетия она получила звание заслуженной.

Да, не оскудела земля русская на своих самоотверженных апостолов, носителей справедливости, какой была Устиния Васильевна. Посещая, хотя и редко, старое деревенское кладбище, где покоятся умершие мои близкие и дальние родственники, я каждый раз останавливаюсь у могилки моей первой учительницы. Низко кланяюсь перед ветхим крестом, отдаю дань ее светлой памяти.

Крестная и Филиппыч

Старшая сестра моя, принимавшая меня из рук священника после купания в купели, стала называться моей крестной матерью. По священному писанию в случае смерти моей родной матери, обязанности по моему воспитанию переходят к крестной матери. Внушали это ребенку с малых лет. Подрастая, я обязан был это помнить и называть сестру не ее именем, а просто крестная. Родилась она до революции в небогатой крестьянской семье. Рано познала труд и заботы. Рослая, костистая, с мужской хваткой, она больше походила на парня. В годы нэпа, отец не мог нарадоваться, когда она приходила к нему в кузницу, брала молот и ударяла по горячему железу, как заправский молотобоец.

Подступило время невеститься. А жениха и искать не надо. Он здесь, прямо в кузнице. Подручный молотобоец у отца, сын местного углежога дяди Филиппа.