О времени и о себе

5 марта 1953 года умер Сталин. Помню, что когда объявили о его смерти, у нас в гостях были мамина старшая сестра тётя Вера с мужем, дядей Исааком.

Мама и тётя Вера начали плакать, мы с Вовой молчали. Дядя Исаак встал и начал кричать на маму и на тётю Веру: «Дуры! Прекратите сейчас же реветь! Собаке — собачья смерть!». Я был готов наброситься на него с кулаками. Меня удержал Вова и заставил сидеть тихо. Я тогда думал, что никогда не прошу дядю Исаака за такое отношение к товарищу Сталину. Начиная с 6 марта вся Москва начала стекаться к Колонному залу, где происходило прощание со Сталиным. Шли огромные толпы, однако все проходы были перекрыты войсками и милицией. Ребята из моего класса тоже решили попробовать пройти и попрощаться с Иосифом Виссарионовичем. Я пошёл вместе с ними. Шли проходными дворами, преодолевая заборы и другие препятствия. Я был не самым ловким и сильным среди ребят и, перелезая через высокий забор во дворе на улице Герцена, неудачно упал и вывихнул руку. Было больно, и я вернулся домой, так и не попрощавшись с вождём.

Тётя Вера и дядя Исаак

Потом я понял, что мне просто повезло, так как в эти дни от давки погибло много людей, идущих к Колонному залу. А ещё позже я осознал, что зря сердился на дядю Исаака.

Для оказавшихся за решёткой медиков смерть Сталина стала избавлением от неминуемой гибели. «Дело врачей», являвшееся частью подковёрной борьбы советских элит за сталинское наследство, моментально стало ненужным и даже вредным. Уже 3 апреля 1953 года все арестованные по «делу врачей» были освобождены, восстановлены на работе и полностью реабилитированы.

В этот же день, 3 апреля 1953 года, Лидия Федосеевна Тимашук была лишена ордена Ленина «В связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами», о чём говорит опубликованное 4 апреля в газете «Правда» сообщение об Указе Президиума Верховного Совета СССР № 125/32, отменившего Указ от 20 января 1953 года о её награждении. Нет врачей-отравителей, значит, нет и подвига. Лидия Тимашук также была лишена новой квартиры и перестала быть депутатом.

В 1953 году Николай Николаевич Месяцев, будущий председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по радиовещанию и телевидению, тогда ещё только комсомолец-стажёр, переведенный в органы госбезопасности с целью проведения ревизии следствия по «делу врачей», установил, что оно было сфабриковано по инициативе Рюмина.

17 марта 1953 года, после смерти Сталина, «кровавый карлик» Михаил Рюмин был арестован. На допросах отрицал обвинения во вражеской деятельности, охотно признавая отдельные ошибки.

2–7 июля 1954 года Временная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела на судебном заседании дело по обвинению Рюмина. Было доказано, что Рюмин, применяя запрещённые советским законом приёмы следствия, принуждал арестованных оговаривать себя и других лиц в совершении тягчайших преступлений, в измене Родине, вредительстве, шпионаже и т. п. Последующим расследованием установлено, что эти обвинения не имели под собой никакой почвы, привлечённые по этим делам полностью реабилитированы (газета «Правда» от 8 июля 1954 года).

7 июля 1954 года Рюмин был приговорён Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания с конфискацией имущества. 19 июля 1954 года отклонено ходатайство о помиловании. Михаил Дмитриевич Рюмин расстрелян 22 июля 1954 года.

Поступить в любой, даже самый захудалый, московский институт еврейскому ребёнку в 1953 году было практически невозможно. А в театральное училище? Но ведь тётя Галя и тётя Ира обещали помочь! От меня требовалось только сказать им, что на их помощь я согласен. И я, «способный мальчик-еврей», к неописуемому их удивлению сказал им: «Нет!». Ход тогдашних моих мыслей был прост. Да, я мальчик-еврей, но я не просто способный, я — один из лучших учеников школы. Я отлично знаю все школьные предметы, а ведь это самое главное для поступления в институт. Я сам смогу поступить в любой вуз. Мне всё равно кем быть — артистом, инженером, учёным, писателем. Мне не нужна никакая помощь, я сумею сам ответить на любой вопрос по любому предмету. Я принципиально не буду поступать в их театральное училище, а поступлю в самый недоступный для евреев, с точки зрения всей Москвы, Бауманский институт, и все тогда увидят, что главнее: крепкие знания или какие-то еврейские дела!

Итак, я сказал им: «Нет!». Они обе заявили мне прямо в лицо, что я — просто дурак. Я и сейчас не знаю, был ли я тогда прав. Не в ходе своих рассуждений, а в выборе профессии. А вот в том, что они обе были правы, нет никаких сомнений. Я был не просто дураком, я был круглым дураком в квадрате!

Когда я заявил, что буду поступать в Бауманский институт, все родные и близкие объявили меня ненормальным. Мама срочно начала искать выход из положения. И, что самое удивительное, нашла его.

Мамин двоюродный брат работал тогда доцентом в Энергетическом институте имени Молотова. Он хоть и еврей, но был инвалидом войны, орденоносцем и коммунистом, что и помогало ему при всяческих кадровых чистках.