Читаем О времени, о душе и всяческой суете полностью

О времени, о душе и всяческой суете

– Гммм… – задумался Снид. – Допустим, могу, хоть и не без ограничений. Могу исполнить одно-два небольших желания. Слишком сильно изменять историю не стану, но на мелкие изменения согласен. Насколько я понимаю, старик Монастикус – из-за которого ты изначально влип – все это затеял строго корысти ради. Хочет по-быстрому получить прибыль. Навар!

– Верно глаголешь, – вздохнул Альфьери.

Снид вытащил блокнот и карандаш и затоптал сигарету.

– Есть у тебя стол, чтобы я мог произвести кое-какие расчеты? – спросил он.

– Не покидай пентакля! – велел Альфьери, вдруг припомнив истории о печальной судьбе чародеев, совершивших подобную ошибку.

– Я изолирован, – весело ответил Снид. – Темпоральное поле в землю не уйдет.

Перешагнув через начертанные мелом линии, он положил блокнот на стол рядом с Альфьери. Тот зажмурился, ожидая, что дом вот-вот исчезнет. Когда он, наконец, решил, что этого не произойдет, он медленно, осторожно открыл глаза. При этом они становились все шире и шире, пока ему не начало казаться, что они вот-вот вылезут из орбит. Снид работал над сложным уравнением с помощью линейки и карты, отображавшей три тысячи лет истории.

Наконец он обернулся с победоносным видом.

– Три с четвертью килограмма золота тебе хватит? – спросил он. – Столько я могу тебе дать, вызвав нарушение не более чем субтретьего уровня во временной линии.

Альфьери ухватился за ключевое слово.

– Ты можешь дать мне золото? – спросил он. – Монастикус голову потеряет от счастья при виде доброго червонного золота.

– Ладно, – кивнул Снид. – У тебя есть что-нибудь, не представляющее особенной ценности? Желательно что-нибудь массивное – трансмутацию довольно трудно произвести на большом расстоянии с помощью портативного оборудования. О, вот это подойдет! – Он указал на небольшой железный котел. – Тебе он очень нужен?

Онемев, Альфьери покачал головой.

Снид отцепил от пояса небольшой предмет и нажал на его кончик, который тут же вспыхнул чистым белым светом.

– Отойди, – бросил Снид через плечо. – Можно обжечься.

Он опустил на глаза темные очки и начал водить лучом по котлу.

Альфьери не нужно было повторять дважды. Сейчас ему сильнее всего хотелось оказаться как можно дальше от дома.

Напевая что-то себе под нос, Снид продолжал действовать. Омываемый лучом света тусклый черный металл котла начал постепенно желтеть. Десять минут спустя Снид повернулся к Альфьери.

– Химически чистое и совершенно натуральное золото, – весело сообщил он. – Лучше и в Эльдорадо не сыщешь. Тут даже немного больше, чем три кило с четвертью, но, думаю, это все еще безопасно.

Альфьери с опаской протянул руку и дотронулся до котла. Его глаза подернулись пеленой восхищения.

– Ну а теперь, – строго сказал Снид, – задуешь ты наконец свои лампы или мне превратить тебя в бородавочника?

Угроза прозвучала глупо, но Альфьери только что стал свидетелем невозможного и не желал почувствовать это на собственной шкуре. Дрожа, он потянулся за крючком для чистки лампы. Как жаль, что его успеха никто не видел. Впрочем, золото-то у него есть.

Лампа погасла с легким хлопком, и в оставленную немедленно испарившимся демоном пустоту со свистом устремился воздух.

Альфьери рухнул на стул и с искренним облегчением вздохнул. Вот и конец! И он на удивление дешево отделался. Демон даже не затребовал в уплату его душу.

Тут же в голову пришла отрезвляющая мысль. Возможно, в следующий раз ему повезет меньше. В следующий раз…

Он вдруг принял решение. Можно оставить себе часть золота на личные нужды. А с помощью оставшегося он докажет Монастикусу, что он не шарлатан. Воспользовавшись первоначальным удивлением старика, он за пару дней сбежит за тридевять земель. И не будет никакого следующего раза.

Поднявшись, Альфьери уверенным шагом подошел к книжной полке.

Раздался грохот, заскрипели дверные петли. Дверь распахнулась. В комнату вошел Монастикус-младший и с порога громко заявил:

– Мастер Гаргрин говорит, госпожа Камфри на его кровь летучих мышей никогда не жаловалась и денег он возвращать не намерен. Прошу, позвольте мне набрать трав, дабы обратить его в жа… О! – Последнее слово потонуло во вздохе изумления, когда он увидел на полу горшок из чистого золота. – Учитель, что это? – спросил он.

– Более я тебе не учитель, – с гордостью сказал Альфьери. – Я выполнил условия договора с твоим батюшкой. Я сотворил для него золото. И теперь вернусь к давнему своему делу: буду, как прежде, исцелять коров.

Бросив ворох пергамента на тлеющие угли в жаровне, он повернулся к Монастикусу.

– Внемли, юноша! – сказал он. – Да не введет тебя сие золото во искушение. Избегай чародейства: опасное это ремесло, и будущего у него нет.