О времени, о душе и всяческой суете

Стараясь не выглядеть слишком разочарованным и не желая возвращаться домой, пока не закончатся средства, я прохлаждался в округе, надеясь, что мне повезет и появится какой-нибудь другой проект. Именно так и случилось. Телепродюсер в Базеле напал на след весьма загадочной истории, занялся поиском людей, способных дать авторитетный комментарий, и узнал, что в Риене находится иностранный автор, который к тому же неплохо говорит по-немецки и может ответить на пару вопросов на телевидении.

Fabelhaft![38] Не только для него, но и для меня, особенно после того, как я мысленно перевел его предложение в фунты стерлингов.

Итак, они отправили за мной лимузин, поухаживали за мной, рассказали мне историю (три раза, дабы убедиться, что мое слабое знание немецкого не привело к неловкому недопониманию) и стали ждать от меня объяснений в духе фон Дэникена[39] или Ласло Перкинса.

Стыдно признаться, но только нечто подобное мне и удалось из себя выдавить. В оправдание, пусть и слабое, могу лишь сказать, что историю я услышал за два часа до съемок.

Вот что мне рассказали.

Месяц назад, когда в Альпы пришла весна и начал таять снег, патруль, проводивший подрывы, чтобы предупредить сход лавины вблизи центра зимних видов спорта, обнаружил в леднике замерзшее тело. Приняв его за неудачливого альпиниста, тело вырубили изо льда… и увидели, что человек одет в вечерний костюм, ботинки из высококачественной кожи и пальто, которое, несмотря на меховой воротник, явно не годилось для походов в горы.

Рассчитав скорость движения ледника, патрульные заключили, что мужчина, видимо, попал под лавину лет тридцать-пятьдесят назад. Осмотрев труп на предмет каких-нибудь зацепок, хирург в местном морге нашел на внутренней стороне левой руки татуировку.

Это был номер группы крови – первая – и последовательность цифр, в которой один из его ассистентов распознал серийный номер войск СС.

Проконсультировавшись с известным охотником на нацистов Симоном Визенталем, врачи выяснили, что номер принадлежал генералу Хорсту Вентшлеру, руководившему «окончательным решением еврейского вопроса» в гау – то есть административной области – Богемия. А Богемия, которая теперь снова входит в состав Чехословакии, всегда была далековато от Швейцарии – особенно во время войны.

В документах, уцелевших после Второй мировой войны, официально говорится, что последний раз генерала Вентшлера видел третьего апреля тысяча девятьсот сорок четвертого года его ординарец, причем в хорошем настроении. Генерал намекал, что ему собираются дать какую-то награду; ординарец сделал вывод, что его вызывают к фюреру, чтобы снова отметить каким-то орденом. Из замка, где располагался штаб, его забрал автомобиль. Водитель представил подлинные на вид документы, которые на самом деле наверняка были подделаны, ведь больше генерала живым никто не видел.

Все пришли к выводу, что его похитили ловкие члены восстания. Кого-то взяли в заложники, а неделю спустя публично казнили на главной площади ближайшего города.

А теперь он снова объявился, замерзший насмерть, но, судя по всему, без каких-либо телесных повреждений. У него даже был цветок в петлице. Однако при нем не оказалось ни документов, ни драгоценного Железного креста, а найден он был за границей в соблюдавшей нейтралитет стране.

В студии со мной был местный журналист, первым высказавший все мои идеи: Вентшлер решил, что немцы вот-вот проиграют войну, поэтому договорился с неизвестным посредником, чтобы тот переправил его в страну, не участвующую в войне, однако в условленное место никто не пришел, чтобы провести его дальше; в отчаянии он отправился один в снегопад на поиски помощи, заблудился, замерз насмерть… Более-менее логично. Хотелось бы знать, почему он выбрал вечерний костюм и настолько неподходящую обувь. Я принялся измышлять какие-нибудь обоснования.

Но потом я решил, что мне все-таки повезло, потому что ведущий шоу привел контраргументы, разгромившие эту теорию в пух и прах. Вентшлер был фанатичным нацистом, его многократно хвалили за добросовестное выполнение «долга»; он был одним из самых молодых генералов СС; после него осталось состояние, которое он, холостой и бездетный, завещал на благо продвижения нацизма; и на пути из Богемии к швейцарской границе о нем не доложил ни один стражник или полицейский, а ведь ход войны уже начал меняться, и за передвижением кого-либо, даже генералов, был установлен строжайший контроль.

Поэтому мне в голову снова пришла мысль о похищении. Когда камеры нацелились на меня, я слабым голосом предположил, что его, возможно, обманули члены восстания, но не местные – возможно, эти люди пользовались первоклассной поддержкой союзнических спецслужб. Ведущий предупреждающе нахмурился. Не такого он ожидал от моего безудержного писательского воображения. К тому же, заявил он, подобная группа, разумеется, доставила бы его живым на базу союзников, чтобы допросить, а не выпустила бы за границей Швейцарии.