– С Ельциным я как заведующий орготделом МГК несколько месяцев работал если не с восьми, то с девяти утра и до часа или до двух ночи, готовя городскую партконференцию. Сначала он хотел меня уволить, придираясь по надуманным поводам. Я сказал: «Борис Николаевич, я работаю в соответствии с указаниями, которые дает бюро горкома и секретари горкома, и, видимо, их требованиям удовлетворяю. Скажите ваши требования. Если я буду их знать и не буду выполнять, тогда у вас есть право со мной так резко разговаривать». Надо сказать, что он тогда воспринимал, когда с ним говорили в открытую, не обдумывая заранее формулировки, не кривя душой. Но если вести речь о его работе, то мне сразу стало ясно: это человек, которому отдельная человеческая личность абсолютно не интересна. Он не работал ни с письмами, ни с кадрами. Ему была важна только власть, только почитание своей особы. И если удавалось провести совещание, на котором ему аплодировали, изливали по его поводу восторги, он как бы наливался новой силой и с удвоенной энергией продолжал разрушать московскую городскую партийную организацию. Если же нет, а тем более если встречал хотя бы тень несогласия, становился мрачным и злым. Помню, на одном из первых совещаний нашего аппарата из задних рядов раздалась по поводу его выступления скептическая реплика: «Поживем – увидим». Он побледнел, с трудом сдерживая бешенство. Потом вызвал меня. Сказал резко: «Аппарат надо менять!» Вот таким демократом был Борис Николаевич. Как заметил один журналист, Ельцин демократию дальше демократического централизма не понимал. И он же сказал по поводу Ельцина: «Лицо, не обезображенное интеллектом». Это абсолютно точно: у Бориса Николаевича была блестящая память, звериное чутье, но интеллектом там не пахло. Будучи президентом, он подписывал указы, часто не вдумываясь в их содержание. Помню, я был у заместителя министра связи Анатолия Степановича Батюшкина. В это время ему звонит помощник Ельцина Виктор Васильевич Илюшин. «Борис Николаевич подготовил указ, касающийся вашей отрасли. У меня есть сомнения. А вы как считаете?» Батюшкин выслушал и сказал: «Полная ерунда». – «Вот и я так думаю, – сказал Илюшин. – Я этот указ урнирую». Понятно, что при таком руководителе не мог не возникнуть тот беспредел, которым характеризуются 90-е годы.
Что же касается вашего вопроса о характеристике Ельцина Полтораниным, то он дает своему бывшему шефу уничтожающую оценку. Это с одной стороны. А с другой, вспоминаю, как однажды Ельцин приехал на Профсоюзную улицу, чтобы посетить кооперативное кафе в одной из пятиэтажек. Но вместо этого его буквально схватили за полу пиджака и повели по чердакам, подвалам и квартирам, где жить было невозможно.
Как эту неловкую для Бориса Николаевича ситуацию обыграл Полторанин? На следующий день в «Московской правде» появилась статья о том, какой замечательный у нас первый секретарь горкома партии. Не побоялся приехать в район пятиэтажек, пообщаться с людьми, пройтись по их жилищам, находящимся в аварийном состоянии, спуститься в грязные подвалы, подняться на пыльные чердаки… Целый разворот вышел в газете с восхвалениями Ельцину за эту поездку. Поэтому хочет этого Михаил Никифорович или нет, вопрос об искренности его оценок возникает.
–
– Вот с чем я совершенно не согласен в его книге, так это с определением «воруй-город» в период руководства Москвой Виктора Васильевича Гришина. Чтобы не быть голословным, приведу цифры. При нем в столице СССР было 8 миллионов жителей. Из них 2,8 миллиона – пенсионеры и дети. То есть работавших было 5 с небольшим миллионов. Из них 2 миллиона – рабочие. 1,2 миллиона – научно-техническая интеллигенция. 600 тысяч – студенты. Добавим врачей, учителей, представителей творческих профессий. На чиновников и сферу обслуживания останется 300 тысяч человек. Как же можно называть «воруй-городом» Москву, где сделали орбитальную станцию «Мир», где в конструкторском бюро Бармина разрабатывали ракеты, где плавили сталь и производили массу товаров народного потребления, работала киностудия «Мосфильм» и Киностудия детских и юношеских фильмов имени Горького? Это сегодня Москву можно назвать «воруй-городом». Рабочего класса в нем практически нет. Основную массу работающих составляют занятые в сфере обслуживания и коррумпированное чиновничество. Конечно, случалось – воровали в торговле, я с этим сталкивался. Если в торговых махинациях оказывались замешаны члены партии, они исключались из ее рядов, и сфера торговли становилась для них недоступной. Были нарушения и среди секретарей нашей парторганизации, но это были единичные случаи.