Огурцова и его внука Ивана. Потом он включил магнитофон и почувствовал, как ему тяжело бороться со сном. Но он всеми силами сдерживал себя. Внезапно все вокруг потемнело, и перед его внутренним взором с калейдоскопической быстротой начали возникать и исчезать различные визуальные образы, приятные и неприятные для восприятия. Неизвестно, чем бы для профессора Мерцалова этот опасный эксперимент закончился, если бы не внезапное отключение электричества, вследствие аварии на местной подстанции. Когда магнитофон перестал работать, он пришел в себя и почувствовал, как комок тошноты поднялся из желудка и перетёк в нос. Сильно болели виски и затылок, в ушах противно звенело, перед глазами расплывались круги. Сергей Сергеевич принял две таблетки цитрамона, прилег на диван и незаметно заснул. Проснулся же он поздно вечером и сразу стал собираться домой. Не забыл он забрать с собой и магнитофонные катушки с записями джазовых композиций для того, чтобы опытным путем проверить, не они ли вызывают столь необычные галлюцинации. Коллега Фишман рассказ профессора Мерцалова воспринял с недоверием. Однако после того, как сам, прослушивая предоставленную ему магнитофонную ленту, задремал и увидел очень яркий сон о своей жизни в маленьком городке на юге Франции в середине XIX века, он пришел к выводу: осознанным сном или синдромом ложной памяти это видение никак не назовешь. От сна, похожего на явь, у Аркадия Моисеевича остались очень яркие воспоминания о некоторых предметно-бытовых деталях и исторических событиях, о которых он прежде не знал и проверил единственным в то время доступным способом. В городской публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина он перечитал всю литературу по истории и географии Франции. Время было летнее, он находился в отпуске и мог позволить себе работать в читальном зале с утра до вечера. Коллега Мерцалов его не торопил, так как отбыл в Москву по семейным делам и планировал вернуться в Новосибирск лишь в конце августа. Короче, Аркадий Моисеевич осознал себя в своем необычном сновидении жителем Грасса — маленького французского городка, расположенного в 10 километрах от знаменитых Канн. Городок этот примечателен тем, что в нем расположены три огромных завода, в которых смешивают ингредиенты, составляющие основу знаменитых во всем мире французских духов. Впрочем, к профессии парфюмера предок или двойник (и в этом тоже предстояло разобраться) Фишмана никакого отношения не имел, так как являлся врачом. Он родился и вырос в добропорядочной семье католического вероисповедания, но с древними еврейскими корнями, прилежно учился, приобрел солидные познания в науках: в 1830 г. окончил курс в колледжах Saint-Barde и Du Plessis, а по окончании учебы, якобы, трудился в качестве ассистента в College de France. Он даже французский язык стал воспринимать, как родной, хотя никогда его не изучал. После второго прослушивания записи джазовых композиций в сознании Аркадия Моисеевича прояснились и расположились в четком хронологическом порядке подробности его прежней семейной и личной жизни. Он вспомнил свою рано умершую мать из простой крестьянской семьи, добродушного отца-аптекаря и красавицу-жену родом из Тулузы, имена и даже даты рождения своих пятерых детей и трех внуков. И у него сразу возникло желание съездить во Францию, чтобы найти потомков Оливье Амисена (Olivier Ameisen), а потом, возможно, остаться там навсегда. В третий раз прослушивать магнитофонную запись Аркадий Моисеевич не стал, опасаясь, что у него начнется прогрессирующее раздвоение личности, и тогда ему придется еще труднее мириться с окружающей его унылой действительностью. До возвращения коллеги Мерцалова из Москвы он проанализировал на специальной аппаратуре спектр звука магнитофонных записей, чтобы установить амплитудно-частотное соотношение всех составных частей их сложного колебания. Известно, что запись на магнитофонной ленте, скопированная несколько раз, содержит довольно сильный шум, который можно удалить, используя режекторный фильтр, но в данном случае Аркадий Моисеевич должен был сделать все наоборот, то есть восстановить шум.