Упряжку вела на ремне старуха-шаманка Айдан, увешанная амулетами, а старик Бильдыев гордо восседал на колесном лафете. Зрелища, более комичного, трудно было представить, и я, честно говоря, с трудом сдерживал себя, чтобы не расхохотаться. И, кстати, я оказался не прав, так как старик Бильдыев сумел, как опытный канонир, затравить пушку порохом и заложить в ствол заряд картечи. Следом за упряжкой шел его сын Нанука с зажженным фитилем. Таким образом, в случае неповиновения разоруженные солдаты джурджени получили бы серьезный урок. Тревожно поглядывая на одночасовую стеклянную клепсидру, Багирхан через каждые десять долей сообщал подчиненным, сколько у них осталось времени. За пять минут до назначенного мною срока отряд Багирхана построился в колонну по двое и, быстрым шагом, отправился вдоль берега реки Елены. По команде Центуриона Сансары следом за ним двинулся отряд воительниц во главе с Урсулой, чтобы проводить непрошеных гостей до восточной границы фактории. Я же разрешил своим людям подойти к раненым, вступить с ними в контакт и найти среди них своих земляков, а возможно и родню. За исключением Бильдыева, все остальные племенные вожди к моему решению отпустить отряд Багирхана с миром отнеслись резко отрицательно. У них, очевидно, взыграло самолюбие, и прорезался воинский дух. Несколько групп молодых охотников отправились параллельным движению отряда Багирхана курсом, надеясь застигнуть практически безоружных солдат врасплох, не подозревая, с какими головорезами они имеют дело. Даже старший сын Верховного вождя Гонория Кочубей, появившийся в фактории через час после отхода отряда Багирхана, выразил мне и Сансаре свое неудовольствие. Он, видно, уже представлял себя в роли Верховного вождя орландов, хотя для этого еще требовалось получить одобрение Совета старейшин. В полдень в факторию прибыл Толемей-хан и с волнением узнал об ошеломляющей победе над превосходящим по силе противником. Я рассказал ему о сражении в Красивом каньоне и безоговорочной капитуляции отряда Багирхана, а затем провел на Журавлиную поляну и познакомил с корабельным врачом Моисей-ханом. Едва отдохнув с дороги, Толемей-хан тут же со знанием дела приступил к развертыванию полевого госпиталя на сто койко-мест. К двум часам после полудня в фактории стало также шумно, людно и весело, как и в самые первые ярмарочные дни. Получив известие о том, что опасность миновала, из плавней Голубого залива возвратились скрывавшиеся в них женщины, старики и дети. В числе прочих на купеческой ладье вернулись в факторию и колонисты из Эльдорадо. Все они были усталые и взволнованные, проведя бессонную ночь в тревожном ожидании вестей. Ириска, узнав о гибели отца, так разрыдалась, что ее едва успокоили. Я велел ей, не мешкая, собираться в дорогу вместе с родственниками, отбывающими на Красные Камни, обещав ей, что прибуду туда же, как только обстановка более или менее нормализуется. В качестве сопровождающего я предложил ей Алексию. Ириска попросила включить в ее свиту также Полину, Зою и Снежинку. Она всерьез принимала этих трех девушек, которых мне когда-то подарила царица Гюльнара, за настоящих фрейлин и очень хотела поскорее научиться у них хорошим манерам, танцам и пению. Сами девушки, когда я обратился к ним, чтобы узнать их мнение, в ответ радостно закивали головами и заявили, что они «за». Трех рабынь, полученных в качестве приданого, Ириска передала на попечение Марины, велев ей после прибытия в Эльдорадо задать им работу и строго взыскивать за неисполнение уроков.