О завтрашнем дне не беспокойтесь

К операции приступим немедленно. Пусть ему будет больно — сказал тот, кого я по неведению считал своим приемным сыном, а затем дочерью. И тут в голове у меня мелькнула мысль о том, что, возможно, юный мичман, который прибился ко мне у полуострова Давос после потопления «Неустрашимого» не так прост. Что, если, на «Неустрашимом» Алексхан никогда не служил, и к семье моего покойного друга Антон-хана совершенно не имел никакого отношения? Тогда кто же он? Кто?! Почему так настырно за мной следует?! Мои мысли по поводу Алексхана прервал Эскулап-хан, который, покрутив головой, пожаловался:

— Кто-то за окном воет и мешает сосредоточиться.

— Это — Айдан. Старуха-шаманка из племени тунгусов.

Представляешь, чуть меня не покалечила и досрочно из командировки не вытащила. Неглубоко, видно, я ее зарыл, да и бубен ее мне бы следовало не ломать, а сжечь — сказал мичман-самозванец, которого я уже был готов называть не иначе, как «засранец».

— Может, заткнете ей глотку, а то я по ошибке вместо пинцета передам вам зажим, или, наоборот, — умоляюще попросил Эскулап-хан.

— Некогда с ней возиться. Просто закрой окно, а затем объясни пациенту, с которым мне разговаривать не хочется, поскольку он сам — «засранец», о цели предстоящей операции — потребовал лжемичман. Эскулап-хан хлопком в ладони закрыл окно и, подойдя к изголовью кровати, улыбнулся, хитро прищурился и торжественно объявил:

— Дорогой друг! По просьбе вечно-живого дедушки невинно убиенной принцессы Роксаны, — того самого, что, мумифицированный, лежит в золотом саркофаге под толщей земли самого высокого кургана уйгурской степи, — мы проведем тебе операцию по изменению пола. Заодно мы заменим твои переломанные и израненные конечности. Все — бесплатно.

Донорские женские органы, которые я не буду перечислять, чтобы никому не коробить слух, мы заимствуем у вашей супруги Ириски. Ваша умная голова, широкие плечи и натренированные бицепсы останутся при вас. Груди, бедра, ягодицы и ноги мы отрежем от Ириски и аккуратно к вам прикрепим, причем, оцените, без швов. После этого вы соединитесь с ней, так сказать, навсегда. Были двумя, а станете одно. Ваш могучий, кхе-кхе, детородный орган, заберет себе их высочество.

Дедушка Роксаны, по правде говоря, пожелал, чтобы мы прицепили вам эту штучку на лоб, но мы, подумав, решили, что это — не эстетично, и, к тому же, помешает вам в холодную и дождливую погоду пользоваться головным убором. Когда я услышал эти слова, внутри у меня словно все оборвалось.

Сердце, учащенно забившись, остановилось, и я понял, что умираю, не завершив свои труды и даже не простившись с родными и близкими мне людьми. Лжемичман, заметив мое состояние, толкнул Эскулап-хана в спину и закричал:

— Мы его теряем! Скорее тащи электрошок! Эскулап-хан, которому я когда-то опрометчиво доверился, кинулся к камину, и в этот момент я увидел, что дом горит, то есть не весь дом, а только потолок, причем, так ярко, что глаза слепит. Потом я обратил внимание на то, что огонь какой-то не естественный — белого цвета и тепла от него нет. И, вдруг, из языков пламени, собравшихся в один факел, перед моей кроватью возникла женщина ослепительной красоты в охотничьем комбинезоне лазуритового цвета с ярким блеском и мягкой, приятной полупрозрачностью.

— Оставь его, Бафомет, он не твой! — решительно заявила она голосом, который невозможно было ни с кем спутать. Вне всякого сомнения, это была Медвяная Роса.

— Пошла в преисподнюю, коза драная! Шлюха! — что есть мочи заорал Эскулап-хан и замахал руками, пытаясь отогнать ее прочь.

— Кто это?! — удивился лжемичман, которого Медвяная Роса назвала незнакомым мне именем.

— Так, одна шлюшка, изменившая своему первому мужу, а затем и нашему другу— противно захихикал Эскулап-хан. Я почувствовал, как у меня снова застучало сердце, но уже не слева, а справа. Я попробовал пошевелить руками и ногами, и у меня это получилось. Собравшись с силами, я приподнялся с кровати, а затем даже смог на ее сесть и спустить ноги на пол. Бедро, ноги и руки уже совершенно не болели, и по всему телу разлилась приятная легкость. Руки сами собой потянулись к арбалету, но поднять я его он не смог, только чуть-чуть сдвинул с места. Эскулап-хан еще больше усилил свои крики и маты, а Медвяная Роса, молча, смотрела на него гневным взглядом. И под воздействием силы этого взгляда с одежда на нем задымилась, а лицо приобрело багровый оттенок. В то, что произошло дальше, верилось с большим трудом. Медвяная Роса протянула мне руку. Схватившись за нее, я встал на ноги.