О завтрашнем дне не беспокойтесь

Однажды в детстве, гуляя неподалеку от своего дома, Павлов видел, как бедный котёнок лежит на тротуаре со сломанным позвоночником, не может пошевелиться, а лишь жалобно мяукает. Он представил себя на его месте, и под впечатлением этого образа с ним случился глубокий обморок, переполошивший случайных прохожих. Кто-то вызвал «скорую помощь», и его отвезли в больницу. «Мяу! Мяу! Мяу!», — пропищал он, пытаясь разжалобить милиционеров своей беспомощностью. Милиционеры злорадно засмеялись, и внезапно замолкли. Павлов услышал неподалеку от себя ритмичный хруст раздавленного стекла и щебенки — звук чьих-то шагов — и приподнял голову. Человека, который к нему подошел, он разглядеть не успел, — запомнил только черные лакированные полуботинки, офицерские брюки с легкими тонкими лампасами по бокам и полы белого медицинского халата. Кто-то, незаметно подкравшись, прижал к его лицу ткань с резким запахом хлороформа. От этого из глаз его потекли слезы, изображение начало расплываться. Перед тем как отключиться, он бросился на человека в офицерских брюках, норовя его укусить, но не успел, так как получил ногой, обутой в лакированный полуботинок, сокрушительный удар в челюсть, и у него на мгновение почернело в глазах. Точку поставили два санитара с носилками, которые погрузили его бесчувственное тело в карету «скорой помощи». Поздним вечером 14 мая 1990 года Павлов очутился там, где меньше всего ожидал — в больнице № 5 подмосковного города Чехова с предварительным диагнозом «шизофрения» и «социально опасен». Его поместили в отделение с самым жестким в больнице режимом (без права переписки). И назначили лечение нейролептиками, имеющими следующие побочные эффекты: бред, галлюцинации, деперсонализация (это когда человек не понимает, где находится, как его зовут, какое у него образование). Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы на третий день пребывания в больнице у него не обострилась застарелая язва желудка, и его не положили в общую палату в отделение интенсивной терапии. Главный врач-терапевт не поверила диагнозу, поставленному Павлову ее коллегами психиатрами, разрешила ему пользоваться телефоном и продержала его у себя столько, сколько могла, пока язва не зарубцевалась, а при выписке дала ему положительную характеристику, благодаря которой его перевели в отделение для тихих психов. С какими людьми он там познакомился! Какие судьбы! Какие интеллекты! Конечно, встречались и простые унылые алкоголики, но их можно было не замечать. А настоящие пациенты были другие: диссиденты, ученые, художники, непризнанные родственники партийной и советской элиты, звезд эстрады и кино, инопланетяне. Там он впервые познакомился с религиозной философией начала века, с идеями Блаватской и Гурджиева, заинтересовался теорией относительности и проблемами квантовой физики. Передач с воли он не получал, а кормили за общим столом так, что он совсем исхудал. На завтрак подавали теплое молоко с плавающим в нем наперстком пшена. На обед вместо молока была теплая вода с хвостами каких-то мелких рыбёшек. После приема пищи медбратья раздавали какие-то таблетки. Бывалые пациенты научили его прилеплять к нёбу пластину хлебного мякиша и с максимальной скоростью вдавливать в него языком неизвестные «колеса», а потом незаметно выплевывать, показывать медбрату рот и отправляться в палату. Он прекрасно понимал, кто и с какой целью отправил его в лечебное медицинское учреждение закрытого типа, а проще говоря, «психушку», и старался изо всех сил сдерживать негодование. И он был не единственным из пациентов больницы № 5, кто попал в беду по навету родственников, которые стремились любой ценой отлучить их от наследства, завладеть их движимым и недвижимым имуществом, просто избавиться. Его двоюродная сестра Людмила, выяснив, где он находится, добилась свидания и после разговора с ним обратилась в прокуратуру с жалобой на Сергея и Полину. Ее поддержали коллеги Павлова по работе.

Вместе с ними Людмила попала на прием к самому Министру геологии СССР, который обещал им помочь. В результате звонка Министра геологии своему коллеге Министру здравоохранения, Павлова отправили на медицинское освидетельствование в Институт судебно-медицинской экспертизы имени Сербского. Произошло это ровно через месяц после похорон его отца, на которых он, естественно, не присутствовал. В институте имени Сербского его поместили в четырехместную палату со всеми удобствами и настоящими окнами, хотя и зарешеченными. Его соседями были два чудика, один из которых утверждал, что он — Заратустра, а второй уподоблял себя Ницше, — не в буквальном смысле, конечно, а в значении «второго пришествия», то есть реинкарнации. Заратустра, как положено пророку, вел себя с величайшим достоинством: пять раз в сутки, стоя на подоконнике, истово молился и проповедовал идеи вселенской гармонии, истины, правды и добра.