О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки

Хижина угольщика в Хоэнхайме также как и большинство построек парка начинает разрушаться и приходить в упадок после смерти герцога Карла Вюртембергского в 1793 году.

Устроенные как дань моде такие одинаковые и такие разные постройки были возведены в Павловском парке и парке Хоэнхайм в Штутгардте почти в одно и то же время, почти одновременно они перестали и существовать. Малоизученные в силу отсутствия документации, с каждым новым документом они приобретают новые штрихи, и автор очень надеется, что вводимые в научный оборот из собрания ГА РФ планы Хижины угольщика в Хоэнхайме, послужат еще одним стимулом изучения Шарбоньера в Павловском парке.

Поэма «Греза» В.Ф. Ширкова

В Государственном архиве Российской Федерации в фонде библиотеки Зимнего дворца хранится интересная рукопись под названием «Греза». Рукопись представляет собой довольно толстую тетрадь форматом 22 × 30 см в кожаном зеленом переплете. На верхней крышке золотым тиснением написано название «Греза». Все листы тетради заняты рукописным тестом, изложенном в стихотворную поэму и рисунками – иллюстрациями к данной поэме[2096]. Автор и поэмы, и рисунков – Валериан Федорович Ширков, о чем свидетельствует его собственноручное письмо, помещенное в самом начале тетради. Письмо адресовано наследнику цесаревичу Александру Николаевичу, будущему императору Александру II, и написано, очевидно, в 1844 году, так как на титульном листе поэмы стоит дата «1844», а так как поэма и письмо имеют один переплет, то следует, что письмо было поднесено цесаревичу вместе с поэмой одновременно. Начало письма достаточно любопытно: «В бытность Вашего Императорского Высочества в Тобольске, Д.С.С. Жуковский осмелился предстательствовать перед Вами, Государь, за отца моего, бывшего товарища своего детства. Разные доли назначило им небо: один в достопамятный 1812 год был нашим достойным Симонидом, другой сделался каторжником нерчинским, один удостоился быть наставником Вашего Императорского Высочества, другой по особой милости к моей ничтожной службе, возвысился до звания тобольского мещанина»[2097]. Обратившись к дневникам В.А. Жуковского за 1837 год, когда он вместе с наследником престола совершал знаменитое путешествие по России, находим, что 2 июня, будучи в Тобольске Жуковский действительно встречался с неким Ширковым. Так как Василий Андреевич в своих дневниках чрезвычайно скуп на описательность, эта встреча отмечена всего лишь одним словом «Ширков»[2098]. Судя по всему, Ширков, отец Валериана Федоровича, подал тогда через Жуковского просьбу Николаю I о пересмотре своего дела, и как видно из письма, просьба эта была рассмотрена, но новый суд, за давностью времени, был невозможен. Собственно, Валериан Ширков в своем письме не особенно на это сетует, он хорошо понимает закон, но в своем письме он излагает единственную свою мечту, свою грезу: поднося сейчас в 1844 году наследнику престола свою поэму, уверить цесаревича, что отец Ширкова «есть несчастливец непостижимо запутанный судьбою, а не преступник. Если б я не был глубоко убежден в его невинности (не как сын, а как человек) я не дерзнул бы повергнуть к стопам Вашим моей поэмы, в которой все верно до малейшей подробности».

Так за что и при каких обстоятельствах пострадал отец Валериана Федоровича Ширкова, за что он был сослан в далекий Тобольск и в чем его вина, которая так долго мучала его сына?

Федор Алексеевич Ширков – дворянин, очевидно, служивший ранее в Александрийских гусарах, в начале XIX века был в отставке и состоял в чине губернского секретаря. Жил он в усадьбе Макаровка Льговского уезда Курской губернии, которую унаследовал от отца секунд-майора Алексея Васильевича Ширкова[2099]. Усадьбу еще называли Теребовля по названию небольшой речки, протекавшей в усадьбе. Сама же усадьба возвышалась на крутом берегу реки Сейм. В усадьбе имелась деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы, двухэтажный каменный дом, два флигеля, оранжереи, псарня, две мельницы. Перед домом был устроен регулярный парк с плодовыми деревьями, цветниками, статуями, фонтанами. Согласно экономическим примечаниям к плану усадьбы «в означенном селе есть мастеровые люди: столяры, портные, плотники, женщины сверх полевой работы упражняются в рукоделии – прядут лен, посконь и шерсть, ткут холсты для своего употребления и на продажу» [2100].