О женщинах

Меня часто поражает уровень мизогинии многих успешных женщин. С какой готовностью они обзывают других женщин глупыми, скучными, поверхностными или занудными и говорят, что предпочитают компанию мужчин. Как и большинство мужчин, которые относятся к женщинам свысока и по сути презирают их, большинство «эмансипированных» женщин не любит и не уважает других женщин. Если они не боятся их как соперниц в сексуальном плане, то боятся как конкуренток в профессии и стремятся закрепить свой особый статус женщины, допущенной в преимущественно мужской мир профессиональной деятельности. Многие женщины, которых можно было бы назвать «эмансипированными», на самом деле бесстыдно ведут себя, как дядя Том, заискивая перед своими коллегами-мужчинами, вместе с ними принижая других, менее успешных женщин, умалчивая о трудностях, с которыми им самим пришлось столкнуться из-за своего пола. Своим поведением они как будто хотят сказать, что любая женщина могла бы достичь того же, если бы приложила достаточно усилий, что возведенные мужчинами барьеры на самом деле легко преодолимы, что женщины сами не дают себе двигаться вперед. А это попросту неправда.

Первая обязанность «эмансипированной» женщины — это жить самой полной, свободной, неординарной жизнью, какой только сможет. Вторая ее обязанность — это солидарность с другими женщинами. Она вполне может жить, работать и заниматься любовью с мужчинами. Но у нее нет права делать вид, что ее положение проще, надежнее или менее требующее от нее компромиссов, чем в действительности. Она не должна покупать хорошие отношения с мужчинами ценой предательства своих сестер.

Сьюзен Сонтаг. Женская красота: унижение или источник силы? (1975)

Для древних греков красота была достоинством, в своем роде признаком превосходства. Человек тогда виделся, как бы мы сказали сейчас, неловко и с завистью, единым целым. Если бы грекам пришло в голову разделять «внутреннее» и «внешнее», они бы всё равно ожидали от человека, красивого внутри, красоты и иного рода тоже. Для юных родовитых афинян, собиравшихся вокруг Сократа, было парадоксально, что их кумир — такой умный, отважный, благородный, обаятельный — при этом так уродлив. Но для Сократа в этом заключался один из его главных уроков, который он преподавал своим неискушенным и, вне всякого сомнения, восхитительной красоты ученикам: что жизнь полна парадоксов.

Они, может быть, и противились уроку Сократа. В отличие от нас. Спустя несколько тысячелетий мы уже с большей настороженностью относимся к чарам красоты. Красивая внешность для нас, чаще всего, уже ничего не говорит о достоинствах человека в целом. Мы не только с легкостью разделяем «внутреннее» (характер, интеллект) и «внешнее» (облик) — мы даже удивляемся, когда кто-то одновременно хорош собой и при этом умен, талантлив и порядочен.

Именно влияние христианства лишило красоту центрального места в классических представлениях о человеческом совершенстве. Ограничив совершенство исключительно нравственной благодетелью, христианство отбросило красоту как инородное, случайное, поверхностное искушение. Красота с тех пор продолжила терять престиж. Примерно последние два века красоту было принято ассоциировать только с одним из двух полов: с полом, пускай Прекрасным, но всегда Вторым. С нравственной точки зрения красота, превратившись в женский атрибут, стала еще более уязвимой.

«Beautiful woman», говорим мы на английском. И при этом «handsome man»[3]. Handsome — это маскулинный эквивалент (и одновременно отрицание) комплимента, который несет в себе унизительный подтекст, поскольку обычно адресуется женщине. Тот факт, что во французском и итальянском языках мужчину можно назвать «красивым», то есть тем же прилагательным, которое применимо и к женщине, предполагает, что в католических странах — в отличие от культур, сформированных протестантской разновидностью христианства, — всё еще слышны отголоски языческого восхищения красотой. Но эта разница, если она вообще существует, не велика. В любой современной стране, христианской или постхристианской, прекрасный пол — это всегда женщины, в ущерб как женщинам, так и понятию красоты.

Назвать женщину красивой — значит признать неотъемлемую часть ее характера и ценностей. (В отличие от мужчины, чьи ключевые характеристики — это сила, продуктивность, компетентность.) Не нужно быть на передовой продвинутого феминизма, чтобы понимать, как привитая женщинам озабоченность внешностью взращивает в них нарциссизм, закрепляет несамостоятельность и инфантильность. Все (и женщины, и мужчины) знают это. Ведь это «все», всё общество, решили, что быть женственной — значит заботиться о своей внешности. (В противоположность мужественности, которая означает, что мужчина заботится о том, кто он и что делает, и только во вторую очередь, и то не всегда, — о том, как он выглядит.) Взглянув на эти стереотипы, становится понятно, почему красота имеет в лучшем случае неоднозначную репутацию.