О женщинах

Разумеется, проблема не в том, чтобы хотеть быть красивой, а в обязанности быть таковой — или по крайней мере пытаться. То, что большинство женщин воспринимает как лестную идеализацию их пола, на самом деле заставляет их чувствовать себя меньше, чем они есть, — или какими они могли бы вырасти при нормальных обстоятельствах. Идеал красоты насаждается в форме самоугнетения. Женщин учат воспринимать свои тела по частям и оценивать каждую часть по отдельности. Грудь, ступни, бедра, талия, шея, глаза, нос, цвет лица, волосы и так далее — каждая по очереди подвергается нервному, испуганному и часто отчаянному изучению. Если что-то выдерживает экзамен, то другое непременно оставляет желать лучшего. Что не идеально, то уже не достаточно хорошо.

Красоту мужчины глаз охватывает всю сразу, как нечто целое. Ее не нужно подтверждать измерениями отдельных участков тела, никто не предлагает мужчине оценивать свою внешность дробно, по отдельным чертам. Что касается идеала, то это мелочное понятие, не достойное мужчины. Напротив, какой-нибудь небольшой изъян или дефект в мужчине идеальной внешности считается чем-то положительным. Словами одного кинокритика (женщины), большой поклонницы Роберта Рэдфорда, несколько родинок цвета кожи у него на щеке делают его не просто «красивой мордашкой». Подумайте только об обесценивании женщин — и красоты, — заложенном в этих словах.

«Привилегии красоты неисчислимы», — говорил Кокто. Несомненно, красота обладает властью. И вполне заслуженно. Печально то, что это единственная форма власти, к которой учат стремиться женщин. Эта власть всегда существует в контексте мужчины; это власть не делать что-то, но привлекать. Это власть, которая отрицает саму себя. Это власть, которую нельзя выбрать по собственному желанию — по крайней мере, для женщины — и от которой нельзя отказаться без общественного порицания.

Для женщины прихорашиваться — это не просто удовольствие. Это еще и долг. Ее работа. Если женщина занимается настоящей работой — даже если она добилась руководящей должности в политике, юриспруденции, медицине, бизнесе или чем угодно, — от нее всегда ждут признания, что она не перестает заботиться о своей привлекательности. Но до тех пор пока она соответствует званию представительницы Прекрасного пола, она ставит под сомнение свою способность быть объективной, профессиональной, влиятельной, вдумчивой. Таков удел женщины — всегда быть между молотом и наковальней.

Сложно найти более наглядное доказательство пагубности разделения человека на «внутреннее» и «внешнее», чем вековечная полукомическая, полутрагическая история угнетения женщин. Как это просто: сначала определить женщин как тех, кто ухаживает за своим внешним обликом, а потом презирать их (и называть «очаровательными») за то, что они «поверхностные». Это грубая ловушка, и ей уже слишком много лет. Но чтобы выбраться из нее, женщинам нужно с расстояния критически взглянуть на достоинства и привилегии, которыми является красота, — с расстояния достаточного, чтобы увидеть, как определение красоты урезали под мифологию о «женственности». Нужно найти способ, как спасти красоту от женщин — и для них.

Сьюзен Сонтаг. Красота: как она изменится в будущем? (1975)

Идеи, которые кажутся выразительными и обладают величайшей притягательной мощью, на самом деле противоречат сами себе. Одна из таких идей — это свобода. Другая идея — красота, эта немыслимая мешанина из столь знакомых нам противоположностей: природное и историческое, первозданное и искусственное, индивидуалистское и конформистское — даже прекрасное и уродливое.

Красота как нечто, что мы интуитивно чувствуем (и ценим), ассоциируется с природой. При этом нет никаких сомнений, что красота — это исторический факт. В разных культурах проявляются поразительно отличные друг от друга представления о красоте. И при этом в так называемых примитивных или по крайней мере досовременных обществах красота имеет самые радикально искусственные проявления. Депиляция волосяных покровов, окраска тела, орнаментальное шрамирование — это из самых невинных примеров украшательств, а в иных культурах практикуют более серьезные увечья — губы-блюдца, выпирающие ягодицы, раздавленные ступни и прочие похожие идеалы красоты, которые мы, в свою очередь, находим немыслимо и несомненно уродливыми.

Но все представления о красоте, даже если они кажутся особенно извращенными и незыблемыми, в корне своем хрупки. Идеал красоты в любой культуре, какой бы искусственный или натуральный он ни был, изменится в результате контакта с другой культурой, а в случае насильного вторжения в культуру общество может резко потерять уверенность в собственных стандартах красоты — как показывает статистика операций по изменению разреза глаз в Японии после Второй мировой войны.