О женщинах

Сейчас, когда стандарты мужской красоты становятся более броскими, женщины начинают бунтовать против образа — насаждаемого им нормативами красоты — изнеженных, гладкокожих, ничем не пахнущих, пустоголовых, милых игрушек. Кто-то демонстративно игнорирует косметику. Некоторые перестали брить ноги. Всё меньше и меньше девушек пользуются услугами парикмахерских. Для женщин, которые решили больше не перекраивать себя, не пытаться во имя красоты становиться произведениями искусства, красота приобрела новый, полемический смысл — как феминистский слоган.

Вслед за афроамериканцами и их дерзким лозунгом «Black is beautiful»[4] феминистки заявили: «Women are beautiful»[5]. Женщины открывали для себя подавленную в них свободу быть красивыми, как черные люди открывали для себя стандарты неевропеоидной красоты, более «естественные» для них.

Феминизм, активно отвергая навязывание женщинам стандартов красоты — по понятным и веским причинам, — продвигает идеи красоты более «естественной». Им приходится конкурировать с другими представлениями о красоте, которые остаются влиятельными и привлекательными. Неудивительно, что феминистская критика стала особенно актуальной и заметной в 1960-е годы — в десятилетие, когда особенно расцвело и заняло центральное место понятие «стиль». (Под триумфом «стиля» в 1960-е я имею в виду, конечно же, утверждение плюральности стилей.) Согласно новым вольным стандартам, уродливое — то есть странное, экстравагантное — стало тоже считаться красивым. «Естественное» — это красиво. Но красиво и «неестественное». Фантазия бурлит. Всё меняется.

Модификации образов красоты сменяют друг друга всё быстрее и быстрее, и можно с уверенностью предсказать, что никакое представление об идеальном лице или фигуре не продержится с век человека, а вероятнее даже претерпит неоднократные переосмысления только за период его взросления. (Любой человек старше тридцати пяти уже пережил несколько радикальных сдвигов в идеалах красоты: от большой груди в 1940-х и начале 1950-х к мальчишеской фигуре в 1960-х, от тщательно выпрямленных волос к бурному афро и так далее.)

Что, на мой взгляд, более важно, чем какая-то конкретная перемена за последнее время, так это широкая осведомленность масс о переменчивости стандартов красоты. То, что ранее было областью знаний антропологов, историков одежды, социологов и экспертов моды, теперь известно всем. Каждый осознает «относительность» красоты: что в разных культурах красота выглядит по-разному и что в их собственной культуре понятие красоты имеет сложную историю. Красота — это идея, которая вошла в эпоху осознанности. Каждый стандарт красоты уже рождается с пониманием, что он долго не проживет; что он всего лишь «мода».

В каком-то смысле мы больше не можем относиться к красоте так же серьезно, как когда-то. Но теперь мы свободны играть с ней. Каннибализация стилей прошлого современной высокой модой становится иронией. Одежда превращается в костюмы. Некогда вызывавший неловкость факт влияния гомосексуальных веяний теперь принимается как данность. В эпоху невинности красоту воспринимали как вечную, истинную ценность. Потом пришло наше время.

Сейчас всё стремится развеять старый, статичный миф о красоте как о чем-то неизменном. Журналы с дорогими фотосъемками, которые формируют и распространяют моду, неосознанно разрушают консервативную идею красоты — как и бдительные критики индустрии моды вроде Блэр Саболь. И культ моды, и его феминистская критика подрывают устойчивость мифа о красоте. И красоты становится только больше. В обществах, приверженных «моде», как будто всё чаще встречаются привлекательные люди. Скорость, с которой меняются идеи красоты, — это не просто побочный эффект быстрого распространения информации, возможного благодаря технологиям современного мира. Эта скорость порождает качественный сдвиг в нашем представлении о красоте, раскрепощая ее, привнося в нее больше индивидуального, больше провокационного.

Красота продолжает усложняться, становиться более осознанной и подверженной хроническим (и отчасти вынужденным) переменам. Что, с феминистской точки зрения, совсем не плохие новости. Это хорошие новости и для эстетов, для чувственных людей. Кажется, в кои-то веки интересы моралистов (феминистских убеждений) и эстетов совпадают. И те и другие выигрывают от того факта, что сама суть красоты — теперь и в ее переменчивости тоже.

Сьюзен Сонтаг. Очарование фашизма (1974)

I.