О жизни вечной на том свете в райских обителях. Чудесные описания святыми угодниками божьими Царства Небесного.

Символизм как бы нечто отнимает у реального бытия вещи, лишая это бытие самостоятельности и самоценности. Не только ветхозаветные жертвы и вся обрядность имели силу и значение, как то хорошо разъяснено ап. Павлом, только во Христе и чрез Христа, но и целый ряд исторических личностей и событий в Ветхом Завете имел место и существовал только, как подготовление ко Христу, а не сам по себе и для себя. В этом отношении весь Ветхий Завет несколько напоминал так называемые символические действия пророков, которые сами по себе взятые без вкладывавшейся в них идеи, не имели никакого смысла. Не то была жизнь человечества до грехопадения. Она была слишком большой полнотой реальности, чтобы нуждаться в символизме.

От придания рассказу о рае символического значения один шаг до отрицания фактического, исторического значения этого рассказа. Если рай в библейском рассказе о нем означает весь первобытный мир, его реки — жизнь и благословение, его деревья — «довольство благочестивых», древо познания — земные наслаждения, то все это, чтобы достигать своей цели, могло существовать только в одном рассказе. Историческое, реальное существование для этой цели излишне. Картина райской жизни сводится к символической оболочке скрывающейся под ней подлинной действительности и исторически- символическое объяснение райской жизни незаметно переходит в чисто аллегорическое.

По-видимому, Бытописателю не было нужды в данном случае прибегать к аллегории. По устному ли преданию от самих прародителей, или по внушению от Святого Духа он мог знать подлинный образ жизни райской и не имел побуждений утаить его от потомства.

Но было нечто, что не позволяло Бытописателю дать нам ясное представление о рае.

Грех был слишком большим переворотом, пертурбацией в целой вселенной, чтобы не изменить радикально того, чего он непосредственно касался, именно сознания человеческого.

Самый опасный и тяжкий вид обмана это такой, когда ложь почти граничит с истиной. Если ложь слишком далека от истины, то она сразу обнаруживает перед нами свою отвратительную природу и теряет свое очарование. Искуситель прародителей, если достиг такого успеха, то только потому, что действовал на почве этого психологического закона. Обещая Еве особого рода познание от вкушения запрещенного плода, он лгал близко к правде. Он был прав в том отношении, что с грехом имел произойти в сознании и познании человека целый переворот. То «познание зла», которое он обещал прародителям, не есть лишь опытное познание греха: такое познание, как чисто отрицательное (грех есть смерть), ничего нового не могло дать человеку. А сам Бог признает, что чрез вкушение запрещенного плода в познании прародителей произошло нечто новое. Очевидно, под познанием зла подразумевается нечто большее, чем опытное познание греха.

Что именно под ним понимается, ответ на это может дать действительный характер нашего теперешнего познания, познания в падшем человечестве. Душа есть прежде всего самосознательное существо. Самосознание — ее основное свойство. Если грех перевернул все в душе человека, то он должен был задеть прежде всего сознание, ум человека, изменить весь его характер.

И мы видим, что весь настоящий склад ума человеческого, характер его познания возбуждает не менее сетований, по крайней мере, у глубоких философских умов, чем нравственный уровень человечества. Гносеология20 давно доказала, что мы познаем не сущность вещей, а только явления их, по которым можно разве в такой лишь степени судить о сущностях, как по дыму об огне, т. е. можно только знать, что сущность есть, но не какова она.

Нам стоит лишь допустить мысль (а эта мысль настойчиво требуется всем библейским рассказам о грехопадении), что сознание человека было затронуто грехом, а оно не могло не быть затронуто сильно и глубоко, чтобы между жизнью человека до грехопадения и после признать грань, непроходимую для нашего познания, может быть, в такой степени, в какой непереходима для познания грань между земным и загробным состоянием нашим. Св. Писание блаженную жизнь за гробом называет неоднократно раем, следовательно, считает ее по существу однородной с жизнью прародителей в раю («ныне же будешь со Мною в раю», «был восхищен в рай» и др.). И св. Ефрем был таким образом в некоторой степени прав, помещая рай на небе и отожествляя его с ним. Небо, как благодатное состояние праведных по смерти, есть следовательно возвращение душе и сознанию человека того, что потеряно прародителями.

Такое же отожествление можно замечать и в церковной службе на неделю сырную, посвященную воспоминанию изгнания Адамова из рая (а эта служба является выражением взгляда Церкви на этот предмет). Рай в ней называется «Раю всечестный, краснейшая доброто, богозданное селение, веселие некончаемое и наслаждение, славо праведных, пророков красою, и святых жилище» и неоднократно повторяется молитва: «воззвав мя введи паки в рай».