Об интеграции и адаптации ведьм в иномирном обществе (СИ)

Почему-то вспомнилось, как он впервые использовал это средство. Ильвар улыбнулся: тогда был полный боекомплект. Эгерские красные простыни, эгерское масло и зелье по отцовскому рецепту. Ух, что творил он с той фрейлиной. Почти двое суток не выпускал из постели глупую курицу, чтобы узнать, куда увезли Её Императорское Высочество. Хотя, надо признать, тело у «курицы» было умопомрачительное: молодое, гибкое. А потом, еле живой после жаркого марафона, трясся в карете до монастыря Пресветлой Девы, где Её Императорское Высочество пыталась «уединиться от мира, дабы замолить грехи», на деле же Анриэтта хотела доходить беременность, и, родив, спрятать плод любви.

Понятное дело, любви не Императорской.

Ильвар тогда был молод. Это было первое его серьезное дело. И он был очень горд собой. Тем, что смог послужить Империи, и избавить Императора от «нежелательного недоразумения и последствий, которые оно могло повлечь».

Избавил.

Лис был сильным магом, и лекарское направление всегда давалось ему достаточно легко. Он лишь сказал «Приветствую Вас, моя Императрица», и у Анриэтты отошли воды. На пятом месяце это был приговор.

Он принимал преждевременные роды вместе с двумя доверенными фрейлинами Её Императорского Высочества: мори Пайрой и мори Атирой. В тот момент, когда мори Атира приняла у него из рук бездыханное тельце ублюдка, он понял, что пропал. Это была она. Его магиня.

А потом он узнал, что она помолвлена.

А потом дрался за неё. И проиграл.

И снова дрался... только во всём этом не было смысла, потому что Атира его не признала. Она не почувствовала, что они связаны, что они предназначены друг другу.

Истинная пара. Древнее как мир правило: маг и магиня, ведьмак и ведьма. Те двое, что должны быть вместе. Так почему же его любимая его не приняла? Она вышла за Зэитана и родила Бакаира. А он всё не мог понять, неужели он обманулся, и где-то на свете есть его предназначенная?

Не обманулся.

Когда Атира умирала во вторых родах, он сходил с ума в другой части света. Он не смог быть рядом, не смог до неё добраться, но каждой клеткой прочувствовал, как его любимую покидала жизнь. Медленно, капля за каплей, на протяжении почти двух суток родильной горячки. А потом её не стало, и оказалось, что не стало и Ильвара: там, внутри, у солнечного сплетения, просто опустело...

Зэитан же как жил, так и продолжал жить. Не особо уделяя время сыну. Он был весь в науке. А уж встретив свою эту Натони и вовсе съехал с катушек.

Ильвар взял воспитание Бакаира на себя.

Как бы не погано это было признавать, но Синаир был прав: Ильвар желал, чтобы Бакаир был его копией, его сыном. Его, и его любимой Атиры.

Тогда же он занялся вопросом «парности» ведовского и магического сообщества. Какого же было его удивление, когда выяснилось, что все случаи суицида, абсолютно ВСЕ, в магической среде происходили именно на почве раздробленных пар, когда одна половинка в паре очнулась ото сна, поняла и приняла истину, а вторая - нет. Его случай далеко не был единственным, а со временем стало понятно, что количество таких деформированных, сломанных пар только растёт. Ещё хуже стало, когда такие сломанные пары начали между собой пересекаться. Тогда жизнь самоубийством кончал не один, а сразу трое.

И что делать? Как решать проблему, не понятно.

Бакаир помогал ему искать выход. Он во всем всегда ему помогал... сначала. А потом он стал больше похож на своего отца. На своего настоящего отца. И у них с Ильваром начались сложности.

Сейчас Ильвар не сожалел, что столько вложил в Бака. Но сожалел, что Бак такого отношения не оценил. И, если разобраться, в этом он действительно поступил точно так же, как мать.

Зуд утих. Жжение уже почти не чувствовалось. Что ж. Пора.

Еще один спектакль. Еще одно шоу.

Утром он махал мечом, впечатляя своей скоростью, приёмами, реакцией и выносливостью.

Сейчас будет махать «не мечом», но суть та же.

Он должен показать, на что способен белый человек, и насколько он может завести этих степных женщин.

Опрокинув мензурку с зельем по отцовскому рецепту, и, накинув халат, маг вышел из шатра, стоило только последнему лучу на прощание поцеловать высокие степные травы.

А потом была еда, вино и костры. Крики толпы и три женщины, стонущие и извивающиеся, умоляющие Ильвара брать их снова и снова, потому, что ни одна из них еще ни разу в жизни не испытывала подобного наслаждения, не сходила с ума от неутолимой жажды. Никогда мужчина не обращался с ними так: бесспорно властно, но при этом доставляя неземное удовольствие. Никогда...

Конечно «никогда» - откуда же у степняков эгерские товары, это же против традиций.

Вечернее шоу длилось в три раза дольше утреннего, что логично, ведь с утра против него выставили одного жителя степи, а сейчас (если так можно выразиться) троих.