Большая часть людей соболезнуют только безмолвной печали и чувствуют неудовольствие при громких жалобах, может быть потому, что сими последними как бы хотят принудить участвовать в оных.
За угнетенных, унижаемых
и гонимых должно вступаться в той мере, как рассудок то позволяет, и если мы покровительством своим вместо пользы не причиняем вреда. Не только сие есть обязанность, когда дело идет о деятельной помощи и спасении отдельного честного человека, но и во всяком кругу людей, в коем скромные заслуги так мало примечаются и даже презираются пустыми вертопрахами, где чины и наружный блеск затмевают внутреннее достоинство, где говоруны и ветреники заглушают голос благоразумного, должно поставить себе за правило отличать почтенного человека, безмолвного и смущенного, никем не вопрошаемого, которого всякий презирает, унижает, осмеивает; и стараться ласковым и почтительным разговором ободрить его. Надобно только дать ему случай приличным образом вступить в разговор, и всякий тогда удивится, увидя, что это совсем другой человек. Часто я внутренне огорчался, видя, как обращаются Штаб-Офицеры с молодыми людьми, достигшими уже первой степени, чтобы со временем взойти и на ту степень, на которой стоят первые, как поступают с учителями в знатных домах, с собеседницами знатных безумных дам, с деревенскими девушками в обществе тощих городских барышень, с молодыми конторщиками в обществе их хозяев. Везде, где я имел некоторый вес, я считал за честь извлекать таких мучеников из томительного их положения и заводить с ними разговор, когда все их оставляли.Часто я имел случай делать странное замечание, а именно: зависть и ненависть преследуют каждого счастливца; злоба и пронырство не прежде успокаиваются, как подавив псе их превосходящее. Но едва счастливец падает, как все, даже его гонители, считают честью для себя принять его сторону, разумеется, тогда только, когда уже нет надежды, чтобы это могло его восстановить. Можно почти сказать, что не совсем
тот несчастлив, кто имеет еще врагов.