Обаяние Порока

Саймон склонил голову и отступил на шаг.

–Господин, поймите, что Вы делаете привлекает ненужное внимание! Я всего лишь оберегаю Вас. Как и должен.

Самаэль прорычал, но смягчился.

–Ладно, но я хочу отомстить! Раз уж я опять крайний! Он обрек меня на тысячелетия незаслуженных обвинений, гнева и пепла. Мое имя никому не приносит радости. Никто ни разу за вечность не произнес его с любовью, но я всего лишь караю их за их грехи! Не я делаю выбор, я только даю им его! – Он выкрикнул последние слова и в этот момент увидел, что в дверях стоит Анжелин с милой, миниатюрной девушкой, очевидно, подругой, про которую постоянно упоминала.

Ее глаза, наполненные ужасом, сказали ему все раньше, чем она успела задать вопрос:

–Это ты?

***

Анжелин и Бене уже пожалели, что пришли в эту то ли бар, то ли закусочную, то ли кофейню, то ли ресторан. Стоило им увидеть истекающего кровью мужчину и другого, скорчившегося и что-то невнятно бормочущего, они обе пожалели, что вообще вышли из дома сегодня.

–Пошли, теперь я точно не смогу рассуждать о древнегреческих богах и их средневековых воплощениях сегодня. И мне плевать, что еще рань, я должна нахлестаться вхлам! – Бене затащила оцепеневшую Ангелину за собой.

Хватило того, что ее подруга вызвала Дьявола, сама того не желая, так еще и окружающие, будто с ума посходили.

Труп среди бела дня.

Она потрясла головой и заметила, что подруга остановилась сразу за порогом бара, словно, ей осиновый кол в позвоночник всадили.

Бене посмотрела сначала на нее, а потом проводила направление ее взгляда. И услышала лишь негромкие слова Анжелин:

–Это ты?

Мужчина, на которого она смотрела, кажется, только этого и боялся. Он был тем психом, что кричал посреди места происшествия, правда, из-за причитаний какого-то девицы, Бене не поняла по поводу чего он возмущался.

Сейчас же все в ее голове каким-то чудесным образом утрясалось. Будто коробку встряхнули и все паззлы вошли в пазы.

–И ты туда же! – Крикнул этот незнакомец Ангелине.

Та сделала шаг назад, закрыла рот рукой и не моргая уставилась на него.

–Ты обвиняешь меня даже не удосужившись спросить! – Рокот голоса этого мужчины прокатился у Бене под кожей и она поежилась. – Я дал тебе то, о чем ты и мечтать не могла, и вот как благодарно ты со мной поступила!

Бене округлила глаза.

Дьявол? Так это он и есть?

Женщина снова посмотрела на подругу и, судя по выражению ее лица, он и правда был Сатаной.

–Я единственный раз понадеялся, что смогу найти себе место, где меня не будут осуждать, лишь услышав мое имя, но и здесь все как и там.

Он напряг мускулы, которые проступили даже через слои одежды, буквально разрывая ее в клочья.

–Я оставил тебе твою душу, потому что поверил, что ты этого заслуживаешь.

Он делал шаг вперед, в то время как Ангелина отодвигалась назад. И хотя расстояние до двери было не больше трех метров, они шли будто целую вечность.

–Каждый думает, что отрицая меня, приближается к Нему. Но отрекаясь от меня, вы отрекаетесь и от себя! Вам достаточно облить меня порицанием и вы думаете, что уже попали в Рай. Но вы не знаете, что Рай – тот же Ад только с климат-контролем! Ты сказала, что я не виновен в том, что случилось с тобой и твоими родителями, но обвинила в том, чего я не делал!

Глаза его стали кроваво-красного цвета, а лицо исказилось такой яростью, что все кругом оцепенели.

Самаэль вплотную подошел к Ангелине, долго смотрел в ее испуганные глаза и оттолкнув, вышел из бара.

Женщина упала на колени и закрыла голову руками.

Бене тут же подскочила к ней и притянула к себе.

–Милая, что он сделал? Анжелин!

Ангелина затряслась всем телом и не смела поднять глаза на подругу, пробормотав:

–Это я. На этот раз, только я.

Глава 17.

Доктор Сильва бережно взяла в руки фарфоровую статуэтку балерины, летящей в руки невидимому принцу.

Женщина обводила пальцами тонкие линии танцовщицы, как слепой читает шрифт Брайля.

Когда ей было пять лет, родители отправили ее учиться балету. Она упиралась, ненавидела его, сбегала и двенадцать лет мучила себя и своих преподавателей, которые видели талант, но не видели усердия.

Она смеялась за их спиной, а потом ревела в подушку. Родители уже готовили ее к поступлению в академию балета, готовы были заплатить любые деньги, лишь бы дочь когда-нибудь вышла на сцену Гранд-Опера.

А дочь копила карманные деньги, вместо занятий подрабатывала официанткой и собиралась уехать куда угодно, лишь бы больше не видеть ни балета, ни Гранд-Опера, ни пуантов.

В тот день, когда она сообщила, что поступила в Страсбургский университет, ее мать закрылась в спальне и не вышла до следующего утра, а отец, в первый и последний раз, отвесил ей такую звонкую пощечину, что и на берегах Рейна услышали бы.

В следующий раз она увидит его на похоронах матери, спустя двадцать лет. К тому времени она уже вернется в Париж, станет деканом и будет готовиться к тому, что стать проректором. А отец на поминках, словно в укор, подарит ей эту фарфоровую кукольную балерину.

На его похороны, еще спустя пять лет, проректор доктор Сильва не поедет.

–Мадам Сильва, могу я войти?