Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

Фромм указывал, что при определенных условиях конформистский индивид общества потребления может с легкостью воспринять авторитарные модели мышления и поведения: «Если в отношении „нормального“ человека нас будет интересовать лишь его экономическая обеспеченность, если мы упустим из виду подсознательное страдание среднего автоматизированного человека, мы не сможем понять ту опасность, исходящую из человеческого характера, которая угрожает нашей культуре: готовность принять любую идеологию и любого вождя за обещание волнующей жизни, за предложение политической структуры и символов, дающих жизни индивида какую-то видимость смысла и порядка. Отчаяние людей-роботов — питательная среда для политических целей фашизма»[75]. Обращаясь к недавней истории, собственно этот процесс мы и наблюдали в России при переходе от 00-х годов к 2014 году.

В 1950 году коллега Фромма по Франкфуртскому институту социальных исследований Теодор Адорно и его соавторы предложили свою концепцию авторитарной личности[76]. Авторитарная личность, по Адорно — это связка качеств, образующих единый синдром, которые возникают у индивида в ходе его первичной социализации. Для воспитания такого типа личности характерно присутствие авторитарного отца и эмоционально дистанцированной матери. Она характеризуется девятью синдромами, которые связаны в общий пучок:

конвенционализм, авторитарное подчинение, авторитарная агрессия,

антиинтрацепция (неспособность к чувственному восприятию мира), суеверия и стереотипы, власть и «твердость», разрушительность и цинизм, проекция,

озабоченность сексом (морализаторство, негативное отношение к сексуальным меньшинствам).

Позже канадский ученый Боб Альтемейер, основываясь на концепции Адорно, дал более строгое определение понятиям, которые в ней использовались, и сузил описание авторитарной личности до трех главных характеристик: безоговорочное подчинение властям и авторитетам, агрессия по отношению к группам, неодобрение и неприятие которых воспринимается как одобряемое властями и конвенционализм (приверженность социальным нормам, воспринимаемым как санкционированные властью)[77].

Ряд исследователей указывали на ригидность мышления как на одно из свойств авторитарной личности. В частности, М. Рокич[78] считал, что центральным конструктом авторитарной личности является догматизм, или закрытость мышления. По Рокичу, такая личность формирует жесткую структуру нетерпимости и избирательной терпимости к другим.

Южноафриканский психолог Дж. Даккит описал феномен авторитаризма как аспект идентификации индивида с социальной группой. Согласно его концепции, люди с сильной групповой идентификацией развивают авторитарные убеждения тогда, когда этой группе кто-то или что-то угрожает. Эксперимент, проведенный Дж. Даккитом и К. Фишером[79], продемонстрировал, что люди склонны предпочитать авторитарную форму управления, если считают, что их группа находится в опасности. В эксперименте студентам предлагалось выбрать сценарии развития страны в ситуациях угрозы, безопасности и при развитии сходным с современным.

Поэтому, не удивительно, что диктаторы, интуитивно понимая этот феномен, для повышения степени своего влияния, всегда стараются внушить массам идею, что страна испытывает угрозу.

Для эмпирического измерения уровня авторитарности личности был разработан ряд тестовых методик. Наиболее известные в России — это F-шкала Т. Адорно[80], шкала правого авторитаризма (RWA) Б. Альтемейера[81], опросники Дж. Даккита «Вера в опасный мир» и «Вера в конкурентный мир»[82], шкала «Авторитарный стереотип» Баязитова Р. Ф., Алише-ва Б. С.[83]

Исследования авторитарности в России Исследования авторитарности в России начали проводиться с конца 80-х годов. Первое известное эмпирическое исследование авторитарной личности, проведенное М. А. Абалкиной и В. С. Агеевым[84] и направленное на сравнение уровня авторитарности у россиян и американцев, дало совершенно неожиданные результаты. Уровень авторитаризма у российской выборки оказался значительно более низким, чем у американской. Авторы объяснили это влиянием общественных умонастроений того периода, связанными с высокими ожиданиями от демократических преобразований.