Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

Сталинский террор 30х-40-х гг.

В 30-е гг. террор распространился не только на людей, ранее объявленных представителями враждебных классов, но и на самих большевиков и их сторонников. Начиная с 1934 года были уничтожены многие бывшие соратники Ленина, занимавшие видные партийные и военные должности. А с 1937 года, с начала «большого сталинского террора», стали активно сажать в лагеря членов семей так называемых «врагов народа». Их несовершеннолетних детей помещали в детские дома. Репрессии хотя и в меньшем масштабе продолжались в период Великой отечественной войны. Тех, кто высказывал сомнения в победе СССР в войне, или говорил о преимуществах немецкого вооружения, обвиняли в пораженческих настроениях и пособничестве врагу. Люди, попадавшие в немецкий плен или вывезенные на принудительные работы в Германию, приговаривались после возвращения к десяти годам лагерей за измену Родине.

То, что приходилось пережить жертвам репрессий, подробно описано в художественных произведениях А. Солженицина и В. Шаламова, но здесь я процитирую одно из немногочисленных научных исследований, проведенных Кристиной Солоед[138] в начале 2000-х годов. Автор провела ряд интервью с бывшими узниками сталинских лагерей:

Первым сильным, шокирующим переживанием для репрессированных были арест и первые дни пребывания в тюрьме. Самым тяжелым было нахождение в камере-одиночке или в специальном так называемом «пенале», куда человека помещали в ожидании приговора.

Воспоминание одного из участников:

«(Во время вынесения приговора) меня удалили, помню, и водрузили в коридорный конверт. Это, знаете, такая квадратная кабиночка, где можно только вокруг своей оси вертеться. И там держали меня очень долго. И я весь потом, помню, обливался потом… от одного расстройства, от одного только этого события страшного. <…> (После вынесения приговора) меня вернули в ту камеру, откуда меня взяли. Меня там не узнали. Я был потрясенный страшно. Я не мог ни с кем говорить, и со мной истерика была. Ну, я помню, меня на носилках отнесли в тюремную больницу, там полежал несколько дней, потом пришел в себя… (у меня были) спазмы горла, я не мог ничего сказать от волнения…»

Человека с самого начала в тюрьме, а потом в лагере, часто раздевали, осматривали, унизительно «шмонали», проверяли, не спрятано ли что-то во рту, в заднем проходе, отбирали все личные вещи, вытаскивали резинки из белья. Люди переживали стыд, смущение, окончательно понимали, что имеют дело с садистами.

Во время следствия сотрудники применяли пытки и издевались над заключенными, женщин насиловали, могли на ночь поместить в камеру к уголовникам, чтобы на утро выбить из них признание. Самой распространенной пыткой было лишение сна. Заключенные не выдерживали унижения и пыток, и нередко кончали или, по крайней мере, хотели покончить с собой.

Одна из участниц так описывала этап из московской тюрьмы к месту заключения:

«С вещами поехала я по этапу вместе с уголовниками, с селедкой, без воды… Единственной радостью для заключенных было помыться в бане в пересылочных тюрьмах. Этап был, наверное, труднее вот этих 8 месяцев (в тюрьме). Никакими словами это не опишешь! Это несравнимо ни с каким Освенцимом! Когда каждый день живешь с мечтою о смерти и думаешь: господи, хоть бы кто налетел, хоть бы кто пристрелил! Когда каждую минуту мечтаешь умереть любым способом. И все время хотелось умереть».

Другой участник рассказывал: