— Так это… дверью. Он, значит, туда, а тут она — хлоп! И все. Закрылась, стало быть. А он-то поторопился, Рафик-то, сунулся — и прищемило.
Стражник ковырнул пол носком остроносой туфли и попытался почесать макушку, однако, нащупав коврик, озадачился, попытался сцапать его, но тот уже вспорхнул, возмущенно встопорщив кисточки.
— И что? Он что, не может выбраться, серьезно?
— Так это… сильно, стало быть, прищемило. Не может, никак, значит…
— Идиоты… — визирь уже схватился за голову. — Где остальные?
— Дык… Ильнар, стало быть, увяз. Пол, значит, зыбучий оказался! По пояс, значит, увяз, и того. Ни туда, значит, ни сюда. А Баград бежит.
Несмотря на всю серьезность ситуации, я вдруг поняла, что мне стало смешно. Однако первым не выдержал и прыснул, как ни странно, Рами, который до сих пор только тихо постанывал сквозь зубы. А следом захихикали уже и все прочие обитатели нашего дома. Визирь, едва оглянувшись на нас, скрипнул зубами.
— Куда бежит?! — процедил он сквозь зубы.
— Дык это… с лестницы бежит. Он, понимаете ли, наверх пошел проверять. Так, значит, до середины лестницы дошел, а потом — все.
— Что — все?!
— Ну так это… поехала, лестница-то. Вниз поехала. Он, значит, вверх, а она — вниз. И выходит, стало быть, он поднимается-поднимается, а будто бы и на месте стоит. Ну Баград плюнул, решил обратно идти. Повернулся и вниз пошел. А она, паскуда, вверх! Лестница-то. Он вниз, а она вверх. Он, значит, сначала шел-шел. Потом бежать стал. Бежит и бежит. А вниз никак не прибежит. Он быстрее и она быстрее. Так вот, стало быть, и бежит.
— А ты, выходит, добежал? — совсем тихо, но так, что продирали мурашки, спросил визирь.
— Дык я это… меня ж вытолкали! Я как один остался, в одну комнату сунулся только. А меня оттуда развернуло — и под зад пнуло! Что-то. Я и того, стало быть. Пошел. Оно знаете, господин визирь, как оно. Когда под зад-то какое-то что-то, оно сразу ж дело ясное-то. Не надо туда, стало быть, ходить.
— Ясно, — визирь обернулся ко мне. Пожалуй, я впервые убедилась, что выражение “глаза побелели от ярости” — вовсе не фигуральное. — Ваша защита отключается действием или голосом?
Ах, какой все же Ирмаин молодец! Вряд ли он предполагал, что на кого-то из его семьи наденут рабские наручники, но активацию предусмотрел самую правильную.
— Голосом, — мстительно ответила я и тихонько засмеялась.
Браслеты подчинения могут заставить меня делать что угодно. Но они не заставляют говорить! Так что отменить защиту они меня не вынудят.
— Ладно, — мужчина дернул уголком рта. — Никуда вы от меня не денетесь. И все содержимое вашего дворца тоже!
*
…На вызволение стражников потом понадобился еще один отряд стражников. И все время, пока они с проклятиями вытаскивали своих товарищей, периодически попадая сами во все новые ловушки, мы переглядывались и злорадно хихикали. Должна же и у нас быть хоть какая-то радость! А нашего спящего красавца из кладовки, кстати, так и не вытащили.
Увы, в конце концов освободиться им все-таки удалось — а все действо отнюдь не прибавило любви к нам ни стражникам, ни визирю. Так что к местной тюрьме нас провожали тычками и подзатыльниками, хоть мы и без того покорно шли, скованные браслетами. Благородных эрти, конечно, не трогали все же — зато невольникам доставалось по полной.
А еще, пока нас вели, вокруг собралась, кажется, вся долина. Далеко не каждый день благородных эрти из дорогущего дворца-в-ларце ведут по городу в рабских браслетах. Люди шушукались, строя самые дикие предположения, что же такого мы натворили. И оставалось только идти, глядя прямо перед собой, чтобы не натыкаться взглядом на знакомые лица.
В тюрьме всех невольников сразу повели куда-то вниз, а меня, Лейсан и Сафиру заперли в верхней, “комфортабельной” камере.
И теперь оставалось только гадать, что с нами будет и какие обвинения нам предъявят. Видел ли кто-нибудь принца? Знать бы хоть это. Что может нам грозить? Да что угодно — замужество за кем укажут; лишение наследства; рабство… казнь. Пикантность ситуации в том, что без моего добровольного согласия все сокровища дома Мируз никому не достанутся…
Я продолжала мерить камеру шагами, пытаясь собрать разбредающиеся мысли.
— Нила? — этот голос, раздавшийся от зарешеченного окошка в двери, я меньше всего ожидала сейчас услышать, а потому резко обернулась. — Как вы?
Глава двенадцатая. Следствие ведут…
— Зарема?! — к окошку мы кинулись все втроем и едва не столкнулись. — Как ты здесь…
— Тихо вы! — Зарема за зарешеченным окошком нервно оглянулась. — Стража здесь, конечно, считает мух, но она все же не глухая!
За дверью что-то глухо звякнуло, а потом она с негромким скрипом… распахнулась!
Однако Зарема, вместо того чтобы посторониться, скользнула внутрь сама, да еще и чуть придержала дверь — в камеру будто сквозняком повеяло.
Волей-неволей нам пришлось расступиться, пропуская вошедшую. Сама же она, снова оглянувшись, прикрыла дверь за собой и привалилась к ней. Под мышкой наложница сжимала комок каких-то тряпок.