Объединение

Корень полетел на жертву, но в мгновение ока талисман выпустил во все стороны толстые лезвия, которые прошли сквозь вианды и обычные соседние деревья. Корень, собиравшийся атаковать, также замер, пронзённый талисманом насквозь. Лезвия остановились лишь на расстоянии девяти метров, образовав над Эви и валявшимися на земле друзьями плотный металлический купол, чьим центром было запястье парня. Через секунду лезвия втянулись в браслет, а сок вианд с них окропил рукав Эвиона мелкими каплями.

Отрубленные талисманом верхушки вианд с тягучим звуком вязкой жидкости поехали вниз. Обычные деревья сломались пополам и обронили верхние части, как если бы их спилили. Грохот падавших деревьев сотрясал округу, в небо с криком поднялось несколько ночных птиц. Полчища вианд вдалеке отреагировали на падение сородичей, как на добычу, и стали молотить корнями по спиленным деревьям.

– А что? Обидно же, что ни граф, ни вампиры, ни оборотни нас не убили, а какое-то дерево… Ну согласитесь! – виновато оглядывал свои браконьерские деяния Эви.

– А вы в курсе, что вианда – редкое растение? За сруб одного такого полагается штраф до 50 000 синаплас. – осведомил друзей Тео, поднимаясь с земли.

– Боже… Да чтоб срубить одно такое, надо… надо быть бессмертным! – возмутилась Лагора, поправляя сбившуюся ленту на волосах.

– Эви, ты там как? Жив? – пошёл к другу через разрубленные вианды Гави. Увидев взволнованное лицо друга, Эви залился истерическим хохотом.

– Ты чего?! – не понял Гави и быстро оглядел себя: причина смеха не в нём. – Что с тобой, я тоже хочу посмеяться!

– Да у него истерика. – тихо сказал Хет.

И правда, у их друга началась истерика. Он упал на безжизненные корни и смеялся, как только представлял, что какое-то растение могло убить его. И если бы не сработала бредовая идея защититься талисманом, послать Айоле свою идею, как тогда, в Бефи, когда он создал барьер для лавины, то сейчас на его косточках прорастала бы новая вианда! Даже граф со всеми своими изощрёнными методами ловли не смог додуматься подарить Эви росток такого дерева в горшке! А ведь действенно! Неожиданно и действенно! Может, прислать такой презент графу?.. Эви представил, как корни вианды рушат квартиру Белиана Спеода, и опять захохотал. Потом кто-то плеснул ему в лицо воды.

– Хет! – взвыл Эвион, вытираясь рукавом. – Ну кто просил?! – он оттянул ворот промокшей рубашки и отжал его. – Куда теперь?

– Обломалась идея с отдыхом. Кстати, я голоден, да и Лагоре поесть надо. – сказал Гави, наклоняясь и срезая ножиком потухшие листья вианды.

Тео подумал, что его друг собрался этим поживиться.

– Зачем они тебе? Ядовитые небось! – изумлённо сказал он, наблюдая, как блондин суёт горсть плотных, надутых листьев в карман.

– Я не буду это есть. – вкрадчиво и с доброй улыбочкой отвечал Гави. – Я пока не так голоден.

– Да кто тебя знает… Тогда зачем они тебе нужны?

– Эксперимент потом как-нибудь поставлю. Такие листья нигде не достать!

Тео принюхался к ветру:

– Еда… Еда, точно говорю: еда! Запад! На западе!

– Мы и так туда идём. – угрюмо и устало проговорил Хет, пускаясь по разрозненным стволам и веткам дальше.

– Так идём быстрее! – Гави подал руку Лагоре, помогая перешагнуть через толстые громоздкие корни.

– Премного благодарна! – она грациозно вручила юноше тонкую руку, и он наклонился и поцеловал её.

А Эвион, стирая с лица оставшиеся капли воды, вдруг понял, что Айола вновь вышла с ним на контакт. Счастливый парень, сияя от радости, снял талисман и прижал его к щеке, наполняясь теплом и несгораемой надеждой.

Глава тридцать шестая

Барсук, курицы и деревня

Ускорили шаг. Лес оказался не таким длинным, как предполагали друзья. Разномастные раскидистые деревья перемешивались с редкими узколистными растениями; душистые цветы, которых не видно из-за крупных листьев подорожника и папоротника, развалившихся на траве, наводняли воздух тончайшими струйками ароматов.

И вот впереди за деревьями показалась избушка. В её окнах ещё горел яркий жёлтый свет лампы, настоящей лампы, по которому так скучали друзья. От деревянного ухоженного домика повеяло умиротворением и сельской жизнью. Чем ближе друзья подходили, тем лучше видели очертания прислонённых к деревянной стене железных вил, самодельную скамейку под окном, сорняки, с которыми хозяевам надоело сражаться и их оставили украшать стену. На окно сверху спускался плющ.

С другой стороны домика, которая не просматривалась из леса, тянулась сельская улочка. Посыпанная песком и мелкими камушками дорога уходила к другим домикам.

Изнутри домика слышалась ругань людей на повышенных нотах. Спорили баба и мужик. Баба имела характерный полный голос, подобный гудку паровоза; мужичок только огрызался, словно кот, нализавшийся валерьянки и облитый водой.

– Размечталась, курица! Забыла с кем говоришь? Ща как тяпну за ла – апу! – протягивал мужик.

– Чё – чё!? А зуб последний потерять не боишься, старый хрыч!? – внушительно голосила баба. – Я те ща клювом да в темя!

– Но – но! Поговори мне ещё… – пробубнил дед, растеряв запас скудных аргументов. – Дура!