Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта

вместо того чтобы быть опытом [нашего] господства в пространстве образов… он становится — по крайней мере потенциально — местом травматической встречи с Реальным; местом, где происходит как разрыв безопасной дистанции наблюдателя, так и сокрушение предполагаемого его господства[307].

Действительно, откуда нам знать, кто или, может быть, даже что взирает на нас из черной бездны зрачка камеры? Откуда нам знать, что он/она или, может быть, даже оно хочет от нас? Кто реально рассматривает или будет рассматривать нас из этой бездны? Какое чудище, какой монстр, какой маньяк? С чего мы решили, что все наши ухищрения есть ровно то, что этот взгляд Другого хочет получить? Может быть, Другой, подобно злобному божеству, хочет лишь истязать нас, терроризировать, получая удовольствие от причинения нам страданий.

Это монструозное измерение виртуального взгляда прекрасно считывается и обыгрывается, например, творцами массовой культуры. В фильме «Убрать из друзей» (Unfriended, 2014) мы видим, как группу приятелей в социальных сетях начинает преследовать Некто или Нечто. Оно знает и видит гораздо больше, чем того хотелось бы героям, весь фильм буквально в кровавых конвульсиях бьющимся над вопросом о том, что же этому Нечто нужно. Повсеместная озабоченность body shaming’ом[308], cyberbullying’ом[309], троллингом и прочими проявлениями агрессии в интернете есть та же самая озабоченность чудовищностью взгляда Другого.

Этот взгляд застигает субъекта в невыгодный для него момент, снимает с него слепок, превращает его в образ-для-Другого, который уже не принадлежит субъекту и может быть использован ему во вред. Неприглядные образы субъекта, застигнутого врасплох виртуальным взглядом Другого (неким анонимным недоброжелателем, хакером), отчуждаются от него, попадают в интернет, где превращаются в орудия, изничтожающие самого этого субъекта, доводящие его буквально до самоубийства[310]. Или же этот взгляд, подобно оборотню, из чего-то милого, симпатичного, одомашненного, что субъект сжимает в руках во время селфи, выбирая наиболее выгодный для себя ракурс, превращается в безжалостного, кровожадного зверя, кусающего субъекта во все слабые места, обрушивая на него сотню ехидных, не оставляющих от его Я камня на камне анонимных комментариев.

Данный сюжет был прекрасно обыгран в сатирической форме в одной из серий мультфильма «Южный парк» (19-й сезон, 5-й эпизод)[311]. Главный герой, Эрик Картман, ученик четвертого класса «с очень широкой костью», делает полуобнаженную фотографию самого себя, искренне считая, что выглядит очень подтянуто, и, соответственно, ожидая восхищения от других. Он выкладывает фотографию в социальные сети и с ужасом получает вовсе не те комментарии, на которые рассчитывал. Эрик Картман сталкивается с феноменом body shaming’а. Реакция героя и сочувствующих ему персонажей на это травмирующее переживание любопытна — они пытаются создать «безопасное пространство» (safe space), внутри которого не будет не просто оскорбительных комментариев, но вообще стыда за что-то как такового (создается организация #ShamelessAmerica, т. е. #БесстыднаяАмерика). Однако как только в результате целого ряда ухищрений это «безопасное пространство» действительно возникает, тут же появляется злодей, мечтающий уничтожить это пространство, затопить его потоками ненависти и оскорблений. Злодея зовут Мистер Реальность. В итоге ему все же удается прорваться в «безопасное пространство» и произнести пафосную речь о том, что мир — это не «большой liberal arts колледж» и что люди «вываливают все свое дерьмо в интернет и хотят, чтобы все до единого кричали им „Ура“». В эпилоге Реальность вешают на центральной площади города при большом скоплении народа.

Если переводить данный сюжет на язык Лакана, то реальность тут — парадоксальным образом именно «безопасное пространство», т. е. нечто обжитое, одомашненное, где все понятно, логично и просчитываемо. А Мистер Реальность — это Реальное, которое в эту реальность не вписывается и одновременно нацелено на вторжение в нее, на ее уничтожение, потому что сама эта реальность — ложь. Но, в отличие от Мистера Реальности, лакановское Реальное неуничтожимо. Реальное, если перефразировать один удачный афоризм, не церковная старушка — проповедей не слушает. Его невозможно ни уговорить, ни запретить, ни повесить. Можно лишь тщетно бороться с многочисленными случаями его прорывов — например запрещать и уголовно преследовать интернет-хулиганов, доводящих субъектов до истерики этой непостижимостью взгляда Другого.