Читаем Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта полностью

Субъект использует новые технологии не для трансформации своей природы, но для более отчетливого ее выявления. Благодаря новым технологиям скрытые механизмы обретают плоть, воплощаются, выводя на поверхность структуру субъекта во всей ее сложности и многомерности. Ведь природа человеческого субъекта не есть нечто известное зафиксированное и подлежащее попечению и охране. Эта природа лишь выявляется с ходом развития технологией. Каждая новая технология, вступающая во взаимодействие с субъектом, есть выявление еще одной неизвестной или же доселе лишь умозрительно полагаемой грани загадочной субстанции под названием «природа человека».

Заключение

Целью данной работы было рассмотрение структуры человеческой субъективности. Я постарался ввести и обосновать понятие объективной субъективности как важнейшего элемента субъективной реальности — как индивидуальной, так и коллективной. Эта объективная субъективность представляет собой те трансцендентальные, «невидимые» — еще одно ключевое для меня понятие — сваи, на которых держатся и за счет которых возникают те содержания, из которых и состоит реальность субъекта.

Разговор об объективной субъективности — это попытка показать сложность и многомерность человека как субъекта, без учета которых разговор о человеке оказывается невозможным. Говоря об этих трансцендентальных сваях как о «невидимом», как о незаметных для глаза и недоступных для восприятия несущих конструкциях нашего индивидуального и социального существования, я, безусловно, рискую навлечь на себя гнев позитивистски настроенных исследователей. Эти исследователи привыкли изучать то, что можно увидеть, потрогать, измерить. Сама идея «невидимого» может оказаться для них настоящим скандалом. В свое оправдание могу сказать лишь то, что нам едва ли удастся что-то понять о человеческом поведении, желании или мышлении — как оно развертывается в реальной жизни, а не в стерильных условиях лабораторных экспериментов — без учета этого «невидимого» измерения.

И здесь напоследок я бы хотел задаться давно волнующим меня вопросом — что такое научное исследование? Что такое вообще наука? Наука — это следование строгому научному методу с целью получения не менее строгого знания? Или же наука — это попытка рациональными средствами понять мир таким, какой он есть на самом деле, во всей его сложности и полноте? Казалось бы, эта дилемма является ложной — наука стремится с помощью следования строгому научному методу познать реальность такой, какой она является на самом деле. Действительно, в ряде случаев это именно так. Например, там, где это касается изучения природы. Однако очень часто познание сталкивается с такими явлениями, к которым строгий научный метод неприменим и по отношению к которым строгое, достоверное знание оказывается невозможным. Собственно, человеческая субъективность и есть такое явление — элементы этой субъективности раз за разом ускользают от попыток применить к ним строгий научный метод. Изучение субъективности, в принципе, едва ли совместимо с научным подходом — ведь субъективность доступна нам лишь от первого лица, тогда как наука по умолчанию предполагает взгляд на объект со стороны, с позиции третьего лица.

Как разрешить эту дилемму применительно к изучению человеческой субъективности? Можно пойти по пути методологической скромности — и указать на то, что науке под силу изучить человека лишь до определенного предела, за этим пределом начинаются те измерения человечности и человеческого опыта, по поводу которых наука может только молчать. Как писал Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате», «о чем невозможно говорить, о том следует молчать». В таком случае то измерение «невидимого», те структуры объективной — индивидуальной и коллективной — субъективности, о которых мы говорили в книге, должны навечно остаться за пределами научного познания. Это вполне допустимый вариант, хотя лично меня он вряд ли устраивает. Ведь в таком случае понимание человека оказывается для науки недоступным, рациональное познание отступает, оставляя вместо себя вакуум, который неизбежно заполняется самыми причудливыми и иррациональными взглядами на природу человека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги