Объекты в зеркале заднего вида

Пиндосы забаррикадировались в дирекции. Из местных, кому полагалось по штату сидеть там же, удрали даже секретарши, не боясь ни наказания, ни увольнения. Почему-то задержалась на заводе только русская часть пиар-службы. Их не считали за людей — так, дармоеды. А они взяли и вышли к людям: несколько девчонок разных мутных профессий и рекламщик. Толпа взъярилась, и тут парень бухнулся народу в ноги: не велите казнить, велите слово молвить. Ничего не знаем. Ни-че-го. От нас пиндосы все секретили. И вообще мы с вами.

Парень был настолько искренен — рекламщик все-таки, зараза, — что ему поверили. Девчонки быстро исчезли по домам, а этот остался и уже через несколько минут с кем-то подрался, доказывая, что хотя и не рабочий, а имеет право тут стоять и требовать от пиндосов объяснений. Драку растащила охрана. Она уже ничего не охраняла, кроме проходной, беспрепятственно шлялась в толпе, вместе со всеми ругала пиндосов и старалась только пресечь кровопролитие.

Толпа передавала из рук в руки Васю-Профсоюза, но тот ничего не знал и ничего не понимал. Вдобавок он уже ничего не соображал, только бормотал как заведенный — не бейте, не бейте… Да его и не побили толком, он просто малость сдвинулся от страха. Приехал шеф полиции и спас его. Брезгливо оглядел и погрузил в «Скорую». После чего поднялся на крыльцо и рявкнул:

— Кто главный?! Подходи, не бойся!

Из толпы шагнул маленький слесарь Малахов. На этот раз без табуретки.

— Опять вы, Малахов, — сказал полицмейстер. — Чуть что, сразу вы. Каждой бочке затычка. Вам, наверное, больше всех надо. Интересно почему.

— Как я буду делать машины, если я не могу за них отвечать? — спросил Малахов.

— Не понял, — признался полицмейстер.

— Номера не совпадают, — просто сказал Малахов. — У вас на цитрусе какой «вин»?

— Наш, конечно, — полицмейстер вытащил бумажник.

Бумажник был очень толстый, он долго в нем копался, наконец добыл техпаспорт и показал слесарю.

— Та-ак… Машина сделана для России. Собрана тут. Может, я ее и делал… — бормотал Малахов, читая цифры.

— Спасибо большое, что теперь, расцеловать тебя во всю задницу?

— Нет, позвонить на сервис, — Малахов достал телефон. — Алло! Привет. Слушай, пробей еще номерочек. Очень надо. Очень просит человек. Я понимаю, что тебе надоело…

Он продиктовал цифры «вина», толпа затихла.

— Поздравляю, — сказал Малахов, возвращая техпаспорт владельцу. — У вас цитрус турецкий.

— Чего-о?..

— По «вину» цитрус наш, зуб даю, да вам тут любой подтвердит, мы собирали эту машину. Только по базе сервиса «вин» проходит уже как турецкий. У меня цитрус — кореец. А у Васи-Профсоюза вообще китаец! Да ладно, тут и африканцы есть…

— У меня, у меня! — крикнули из толпы. — У меня черножопая! Привет из Йоханнесбурга!

Полицмейстер сдвинул фуражку на нос и почесал в затылке.

— Кто-нибудь что-нибудь понимает? — спросил он недовольно.

Видно было, что ему не нравится ездить на турецком цитрусе. Вот уже целых полминуты не нравится. Прямо как узнал — с тех пор и недоволен.

А вы думали?.. Полицаю, да и всем, кто сейчас толпился у проходной, много лет долбили в мозг, что Родина «встает с колен», а она не вставала и не вставала. Только воровала сама у себя и выгоняла за границу тех, кто совсем заворовался. Изредка сажала тех, кто воровал не по понятиям… А потом у нас в городе — встала. И народ понял, как это делается, осознал технологию. И возгордился, конечно, что этой технологией овладел. Возгордился со всеми прилагающимися спецэффектами вроде надувания щек и «наше — значит, отличное».

Наверное, так и должно быть.

Если цитрусы одинаковой комплектации прошли выходной контроль, они идентичны, что наш, что «восточный», что африканский. Да так и есть, в общем… Но если завод у тебя под боком, ты узнаешь однажды: внутри фирмы качество сборки очень даже различают и твоих земляков ставят всем в пример. А поскольку на сервисе тоже сидят наши, рано или поздно информация просочится: «востоки» начинают сыпаться чуть раньше, чем «центры». А турки и корейцы сыплются чаще. Самую малость, но все-таки.

И ты гордишься земляками и счастлив ездить на лучшем в мире цитрусе.

И вдруг такой облом.

— Мы одно понимаем, — сказал Малахов. — Пиндосы чего-то намухлевали.

— Были наши машины, стали чужие! — донеслось из толпы. — А чужие — как бы наши. А нам чужих не надо! Так, мужики?!

— Точно! — отозвался трудовой народ.

— А собственно, вам не все ли равно? — задумался полицмейстер.

— А давай раскрываемость по губернии плюсанем — и в равных долях обратно поделим, — подсказал кто-то из охраны. — Вы же все менты, все общее дело делаете!

— Сам ты мент! Уволился, хорошо тебе, вот и не наглей! — полицмейстер снова почесал в затылке.

— Наша сборка — лучшая, — заявил Малахов. — Это все знают. И фуфла китайского мы в машину не суем. Это тоже все знают…

Он огляделся, прикидывая, куда бы влезть повыше, чтобы толкнуть речь.

Тут в задних рядах кто-то крикнул:

— Чурки едут!!!

Толпа замерла, как громом пораженная.