Обелиск на меридиане

На мраморной площадке перед тоскливо трепещущим синим языком газового пламени маячила тощая, в перехлестнутых полах мокрого плаща, фигура.

Мульча, согнувшись в три погибели, юркнул в машину:

— Ну и сволочная погодка!

— Пропустим по маленькой?

— В самый раз! — он даже клацнул зубами. — Продрог до печенок!..

— Может, заглянем в «Станицу»?

— Ишь ты!.. Преуспеваешь?

— Как сказать… Надоело мне здесь все до чертовой матери.

— А у меня как раз предложение. В «яблочко»! Хоть и рискованное, но… — Штаб-ротмистр искоса посмотрел на Антона. — Зато хандру как рукой снимет. Гарантирую. — Помолчал, выждал — и огорошил: — Хочешь с «возвращенцами» назад, в отечество?

— Как это — назад? — даже притормозил машину Путко.

— Не соображаешь? А еще инженер-механик!.. Для выполнения кой-чего  т а м.

Путко задумался. Долго молчал, наблюдая, как сбегают по лобовому стеклу капли.

— Заманчиво… Аж защемило… Да как вернуться?

— Напиши ходатайство. Оттащи на рю Гренель.

— В красное консульство? Не-ет, туда я не ходок!

— Понятно, — согласился Мульча. — И меня воротит, когда мимо прохожу и вижу их флаг. Но есть и другой путь… — Он сделал многозначительную паузу. Признался: — Мы о тебе, Антон Владимирович, конечно, навели сведения. Для порядка, сам понимаешь. Всяко может статься в такое времечко. Чист. И поручители нашлись. Подтвердили полную благонадежность.

— Кто?

— Ишь ты! Вынь да положь! Будь спокоен: высветили и снаружи, и изнутри. Ну так что, рискнешь?

Антон задумался. «Вот бы взять да и махнуть…»

Он приткнул «дофина» к тротуару. Ресторан «Станица» светился неярко. Антон частенько заглядывал сюда, в одно из ночных прибежищ эмигрантов.

Официант в черкеске и кубанке с голубым, кубанского войска, околышем, подал водку, закуски. Мульча поглядел на запотевшую, истекающую слезами бутылку и крякнул от удовольствия.

На низкой эстраде женщина в черном — поблекшее лицо и рыхлые обнаженные руки — декламировала:

Все то, что было в бездне дней,
Не меркнет в памяти моей,
И нет желанней ничего,
Чем образ края моего!..

«Может, использовать такой случай?.. Только представить себе…» — Антон даже зажмурился.

— Слыхал, Родзянко отбросил копыта? — штаб-ротмистр протянул к рюмке руку. Пальцы его дрожали от нетерпения. — Один наш человечек приехал из Сербии, рассказал. Последние годы в крайней нужде жил, хлеб на пропитание добывал голосом — пел регентом в церковном хоре. Представляешь?

Представить было трудно. Путко однажды видел Родзянку. Кажется, первого марта… Да, первого марта семнадцатого года. На ступенях Таврического, в Питере… Антон приковылял туда на костылях из лазарета. Председатель Временного комитета думы обращался к солдатам. Красный бант на груди. Громоподобный голос. Основоположник Временного правительства — и в церковном хоре…

— Жестоко бит был монархистами. За то, что побудил государя к отречению от престола. Нет ему прощения во веки веков!

— Его, что ль, помянем?

— Ну уж шиш! — Мульча поднял рюмку. — За благополучный отъезд!

Антон не спешил с ответом. Они чокнулись по-русски.

— А ты… Почему ты-то не возвращаешься? — полюбопытствовал Путко.

Штаб-ротмистр уловил в его голосе обидное:

— Думаешь, играю труса? Не-ет!.. Не резон мне лезть на рожон! — Он рассмеялся неожиданной рифме. — У меня, как сказано в басне, рыльце в пушку. Наследил по матушке-России ого-го! Сразу там вляпаюсь, безо всякой пользы нашему святому делу. Но и отсиживаться здесь не намерен. Нет! Особливо в нынешней ситуации… — Не дожидаясь официанта, он сам снова наполнил рюмки. — Нынче такое, брат, заваривается! — Упер пунцовые губы прямо в ухо Антона. — Недавно к великому князю приезжал из Мукдена Спиридон Меркулов, бывший председатель приамурского правительства. Нынче он в Маньчжурии. Предложил Николаю Николаевичу войти в соглашение с Чжан Сюэляном, сынком прихлопнутого япошками генералиссимуса. Этот китаеза обещает разрешить формирование русских частей для рейда в Приморье и Сибирь. Чтобы оттяпать их от большевистской России и образовать «буферное» государство. Конечно, без япошек там не обошлось. Ну да нам какое дело? Пусть договариваются. Спиридон говорил, что его братец Николай и к Чжан Сюэляну близок, и правая рука у генерала Хорвата.

— Ну а мы-то при чем? Тут — Франция, там — Китай, другой край земли.

— Ох, инженер! — сокрушенно помотал головой Мульча. — Раскинь мозгами: РОВС-то один, и верховный вождь один! Думаешь, все так единодушны, как мы с тобой? И генералы иные нос воротят: «Буфер!», «Япошкам-китайцам Россию распродавать!». А какую Россию? Да я б нынешнюю, большевистскую, — всю, хоть оптом, хоть в розницу!.. А Чжан Сюэлян в уплату за разрешение на формирование русских частей требует уступить ему лишь КВЖД. Всего-то и делов! Ну и черт с ней, с этой дорогой!.

— А что же Николай Николаевич?