Вместо медового месяца у нас с Миленой была лишь медовая неделя, и я с трепетом вспоминаю ее до сих пор. Такого единения с женщиной до того момента у меня не было никогда.
Кто-то, конечно, может осудить, мол, человеку под шестьдесят, а он, кобель, туда же, запал на двадцатитрехлетнюю молодку, а нам вдохновенно вещает о душе и высокой любви. Своим недоброжелателям могу лишь ответить словами престарелого мужа Татьяны Лариной из «Евгения Онегина»: «Любви все возрасты покорны, Ее порывы благотворны!» А замечать отклонения от неких штампов в поведении других, – наша любимая народная забава, и никто никогда ничего не сможет с этим поделать.
Затем снова начались напряженные будни. Конечно, Милене очень больно было наблюдать за тем, как я зажигаю все новые и новые звездочки, в то время как она оказалась выброшенной за борт, причем навсегда. Вот когда проявились ее восхитительные душевные качества, и я лишний раз убедился, что не ошибся в ней.
Вместо того, чтобы срывать на чем-нибудь или на ком-нибудь зло или дуться в углу как мышь на крупу, она стала помогать мне налаживать контакт с моими ученицами. О, это действительно было отнюдь не простым делом!
Все они были, как правило, молоденькими, и по разным причинам, – обстановка в семье, влияние подруг и социальных сетей, несчастный роман, промывка мозгов по телевизору, – имели много дури в голове. Милена в непринужденной обстановке «между нами девочками» говорила им тет-а-тет что-то, и после этого они вначале задумывались, а затем вдруг начинали ловить каждое мое слово.
Ах, молодость, молодость! Ты всегда мнишь себя правой и не умеешь слушать. Милена волшебным образом превращала моих легкомысленных беззаботных девочек во внимательных и дотошных учениц, и дела пошли гораздо плодотворнее.
Как-то раз я попытался узнать у нее, в чем секрет. Она долго отнекивалась, а в один из восхитительных вечеров, когда мы стояли на корме, провожая закат, и мой ручной дельфин забавно плескался неподалеку, она вдруг нежно обвила рукой мою талию и сказала:
– Сережа, ты просил рассказать мой секрет.
– Да, кстати, в самом деле, скажи, наконец, Мила, как у тебя так здорово получается?
– Здесь нет никакого секрета.
– Неужели?
– Я им ставлю послушать мои звукозаписи до и после знакомства с тобой, вот и все.
В самом деле, как просто! А я-то думал…
Сарафанное радио быстро разнесло слух обо мне, и многие наши миллионеры, и миллиардеры, давно мечтавшие о том, чтобы их дочери или любовницы стали известными певицами, выстроились ко мне в очередь. «Если она хоть раз мелькнет по телевизору, заплачу немеряно», – вот формула сделки, которую они стали как один наперебой предлагать мне.
Рогожин, кажется, оттаял и начал снова довольно потирать руки, подсчитывая в уме прибыль. Теперь, кроме телевидения, радио и гастролей, появилась еще одна крутая статья доходов.
В редкие часы досуга мы с Миленой наслаждались уединением и возможностью побыть вместе. Мой дельфин, который теперь неотступно сопровождал наше судно, словно даму кавалер, тоже полюбил ее, и как-то раз она даже плавала у него на спине в открытом море, под моим чутким надзором, естественно.
Так проходили мои дни. Если я оставался ночью на палубе один, то неизменно смотрел на своей перстень, а затем поднимал вверх голову и благодарил таинственное звездное небо за то счастье, которое оно мне так щедро подарило. Тогда я, конечно, не мог знать, какое испытание готовит мне судьба, и никакого плохого предчувствия у меня не было.
Глава шестая
Некоторые творческие группы приезжали по второму разу, а «Бабушкины огурчики» гостили у меня на яхте целых три раза. Никогда не знаешь, что и когда выстрелит, и на Всероссийском конкурсе исполнителей современной песни трио «Бабушкины огурчики» завоевало почетное третье место.
Праздничный банкет в Кремле затянулся в виду присутствия больших руководителей, а на яхте меня с нетерпением ожидала дочь одного известного политика, жаждавшая попасть на Большую сцену. «Бабушкины огурчики» уцепились в Милену буквально клыками, да и не могла она лететь со мной, – утром следующего дня к нам должен был прийти мастер, чтобы собрать завезенную накануне английскую мебель.
У выхода меня перехватил какой-то генерал, один из кураторов конкурса, и потребовал выпить на брудершафт, затем у помощника президента Российской Федерации появилась ко мне пара вопросов о моей жизни и творчестве, в общем, на самолет я опоздал, мне не хватило каких-то пяти минут, и как я ни уговаривал строгих дам, обслуживавших рейс, все было бесполезно. Самолет я видел сквозь стекло в пятидесяти шагах от себя, он все еще стоял с прилипшей к его борту присоской посадочного рукава, а войти в него я не мог, – посадка закончилась. Пришлось возвращаться домой, поскольку ожидать двенадцать часов следующего рейса я не мог физически, – настолько вымотался в те ответственные и напряженные дни.
– Приехали, – сказал таксист, а я и не заметил.