Оберег от испанской страсти

— Знаю эту коллекцию, у вас подлинники великих мастеров. Никого из посторонних в дом не пускайте. Ограбят вмиг!

Тиа рассмеялась.

— При отце у нас проходной двор был! И ничего не пропало, потому что гости и подумать не могли, что у нас на стенах висят раритеты. Все так смеялись, когда хозяин, выпив, начинал рассказывать про ссору прапрапра… с испанским королем. Приятели считали Эсмеральдо веселым, щедрым фантазером, который охотничьи истории про свое аристократическое происхождение сочиняет. Учтите, Эсмеральдо говорил о родовитости в те годы, когда граждане Страны Советов опасались признаться, что их предки во времена крепостного права в барских покоях вениками размахивали. Любого могли вызвать в партком и строго спросить:

— Значит, ваша родня дружила с графами?

И бесполезно было объяснять, что «дружить» и «служить» — разные глаголы. Прощай, долгожданная путевка в солнечную Болгарию, да и в Крым в профсоюзную здравницу не поедешь. Вроде придраться не к чему, у человека крестьянское происхождение, но зачем его предки ходили в дом к Шереметеву со шваброй? Ох, что-то с гражданином не так. Наши люди у графьев ковры не чистили. Пусть ненадежный человек сидит дома, живет в коммуналке, отодвинем его очередь на квартиру подальше. Советские люди понимали, что язык, который надежно спрятан за зубами, — залог семейного благополучия. А у Эсмеральдо он мотался, как у коровы хвост. Поэтому ему не верили. Одни считали его дурачком, который спит с кем-то из дочерей членов Политбюро, и поэтому у него иммунитет. Другие думали, что он энкавэдэшник, умело притворяется идиотом. А что еще можно было предположить, входя в роскошные апартаменты неподалеку от Кремля и видя на столе икру, сервелат, ветчину, швейцарский сыр — раритетные продукты для рядового обывателя тех лет. Да зарплаты педагога не хватит на два дня такой жизни. Ясно, что мужик где-то еще получает большие суммы. На самом деле благополучие Эсмеральдо объяснялось примитивно. Когда в ящике письменного стола заканчивались купюры, хозяин, насвистывая веселую мелодию, снимал со стены очередную картину и вызывал оценщика Григория Петровича Кузнецова.

— Кого? — подпрыгнула я.

Глава 23

— Григория Петровича Кузнецова, — повторила Тиа, — папа с ним где-то познакомился. Где именно, не спрашивайте, понятия не имею. На самом деле Гриша не имел права заниматься оценкой, он работал учителем или директором в подмосковной школе. Но он любил искусство, знал о картинах все, смотрел на пейзаж и мигом рассказывал, где его художник рисовал, в каком году, вываливал кучу сведений о живописце. Григорий держал в голове все аукционные цены, был в курсе, какой музей сколько заплатил за ту или иную работу. Загадка, где он в советское время полную информацию находил? Интернета-то не было. Эсмеральдо звал Григория, тот ему рассказывал все про полотно, потом отец обращался в аукционный дом и, если ему сильно занижали стартовую цену, уносил картину в другое место. Гриша просвещал Эсмеральдо, объяснял ему, как надо беседовать с продавцами, учил особой лексике. Люди все разные, многим хочется нагреть руки на наивности и безграмотности обладателя шедевра. Возьмут и скажут: «На предлагаемом вами портрете сплошные кракелюры, цена поэтому резко падает». Некоторые владельцы картин умрут, но не признаются, что они кое о чем понятия не имеют, не спросят: «Вас ист дас кракелюры?» И лишаются денег. А папа, когда один хитрец песню о снижении цены завел, в лицо ему рассмеялся: «Милейший, кракелюры — трещины на красочном слое или лаке на картине — обычное явление. Сквозные или частичные, тонкие или широкие, они присутствуют на большинстве полотен старых мастеров. Вам рассказать, чем обусловлено их возникновение? Мне сообщить вам, что мошенники делают на копиях кракелюрную сетку, чтобы дурачки решили: «О, перед нами точно подлинник!»? Прощайте, с вами, пронырой, дела иметь не желаю». Думаете, отец знатоком искусства был? Да нет, Григорий его подготовил.

Тиа опустила голову.

— После похорон папы денег не осталось совсем. Я позвонила Кузнецову, попросила: «Помогите мне найти картину для продажи и займитесь поисками покупателей». Он не отказал, коротко ответил: «Конечно». Если бы знать, чем моя просьба обернется!

Хозяйка умолкла.

— Полагаю, Кузнецов не из христианского милосердия читал владельцам картин лекции по искусству, — предположила я.

— Он брал десять процентов от суммы, которую получали клиенты, — объяснила Тиа.

Я молча смотрела на собеседницу. Вот вам и бедный директор провинциальной школы! Теперь понятно, на какие средства Регина купила дом в Подмосковье. Здоровенный трехэтажный особняк и бескрайний участок, скорей всего, оплачены из заначки супруга. Надо проверить, брала ли она ипотеку, но что-то мне подсказывает: нет.