Оберег от лунного света

– У меня были небольшие склонности к рисованию в детстве, наверное, как у многих. Однако окончательное решение заниматься именно изобразительным искусством я принял после двух с половиной лет службы в армии, тем более что отслужил я на афганской границе. Сначала я занимался в студии Михаила Павлова, нашего известного художника, и только после четвертой попытки поступил в художественный институт. Как поняли, блата у меня не было. Обязательно ли всем проходить такой непростой путь? Однозначного ответа на этот вопрос, думаю, нет. В наше время очень популярно аматорское искусство: порой главное – не мастерство художника, а креативная концепция. Многие отказываются от кисти и карандаша. Им это не нужно – достаточно лишь выразить свою мысль… Но я считаю, что профессиональное образование все-таки необходимо!

– А что вы понимаете под современным искусством? – задала девушка следующий вопрос.

Владимир Ефимович на минутку задумался:

– Что такое современное искусство? Оно все современно, потому что создается сегодня. Многие под этим выражением понимают нечто модное. А мода диктуется многими факторами: брендовостью, «раскрученностью»… Купить акварельные или масляные краски может позволить себе каждый. Но что с ними делать? Просто размазать по холсту пятно, нарисовать линию, поставить кляксу и потом разводить полемику? Или создать что-то более сложное? Одних будет приводить в восторг мастерство профессионального живописца, а другим нужно непременно что-то креативное… В одном я уверен наверняка: живопись должна нести позитив. А по жанру это может быть и натюрморт, и пейзаж, и портрет. Если говорить о моих идеалах в изобразительном искусстве, то это, безусловно, классика – Крамской и Серов. Они – портретисты с большой буквы, аналогов им я сегодня не вижу.

– Жаль, не слышат журналисты, – шепнула на ухо Насте Людмила Борисовна. – Обычно он не так красноречив. Но сегодня Володя рад. Выставка удалась. Сам мэр обнимал его и называл первым в области.

– А если бы сейчас перед вами встал выбор профессии, чем бы вы занялись? – не унималась молодая художница.

Лисицкий усмехнулся в бороду:

– Этот вопрос мне еще не задавали! Вы знаете, ни с чем не сравнимо то ощущение, когда на чистом листе бумаги или холсте ты рисуешь или пишешь картину. Поэтому я думаю, что все равно бы занимался именно изобразительным искусством – даже если вопрос выбора стал бы именно сейчас. Ничто другое мне так не близко.

Потом еще были тосты, и когда Павел, подналегший на бутерброды с семгой, в очередной раз хотел посмотреть на виновника торжества, то не увидел его среди гостей.

– А где Владимир Ефимович? – спросил он у его супруги.

Та замахала руками:

– Он не выдерживает до конца таких торжеств. Ему нужно как творческому человеку хотя бы на полчаса уединиться. Впрочем, если он вам нужен, вы можете найти его в мастерской. Идите прямо по коридору, потом свернете налево.

Киселев шепнул Насте:

– Я скоро вернусь.

Она понимающе кивнула. Майор отправился в том направлении, которое подсказала хозяйка, и вскоре отыскал нужную дверь. Открыв ее, полицейский оказался в небольшой, но уютной комнате: в самой середине стоял мольберт с начатой картиной. Художник сидел на диване, закрыв глаза. Перед ним стояла кружка с недопитым чаем. Увидев Киселева, он растянул губы в улыбке:

– Вы зря побеспокоились. Мне нужно иногда побыть одному. Такие мероприятия страшно утомляют.

– Я сейчас уйду, – сказал Павел. – Мне было интересно взглянуть на мастерскую художника, ведь я никогда не был в таких местах.

– Да тут нет ничего интересного, – ответил Лисицкий. – Обычный бардак. Незаконченные картины. Одни никогда не будут выставлены, потому что у меня пропало желание их заканчивать, другие ждут своего часа. Но смотрите, молодой человек. Вас я сюда допускаю.

Эти слова Павла не удивили. Мастерская художника – это священное место, куда бывают допущены не все, куда стремятся попасть поклонники таланта и алчущие коллекционеры, куда любят ходить искусствоведы, чтобы посмотреть на объект своих исследований «в естественной среде обитания».

А насчет бардака Лисицкий преувеличивал. Киселев где-то прочел, что настоящий художник не сможет работать в беспорядке – ему нельзя отвлекаться, не может работать пьяным – ему нужен ясный взгляд и твердая рука, и, наконец, не может работать ночью – одно из непременных условий возникновения истинной живописи – дневной свет, который дарит предметам цвет. На журнальном столике Павел увидел множество рисунков.

Он стал разглядывать незаконченные работы. По его мнению, все они были хороши. Неожиданно его взгляд упал на стоявший в темном углу карандашный набросок портрета. Киселев подошел поближе. Лицо женщины показалось ему знакомым. Присмотревшись, он вздрогнул и спросил Владимира Ефимовича:

– А кто эта дама? Вы тоже писали ее портрет?

Художник вышел из задумчивости: