Оберон - 24. Часть вторая.

- Мы можем уйти ночью, нас не убьют, у нас непробиваемые доспехи. Мы хотим предупредить вас, чтобы вы не подумали, что мы бежим к врагу.

- О вас я даже помыслить такого не могу! Но вы мне здесь очень нужны!

- Микула, скоро подойдут основные силы врага, и нам будет не вырваться отсюда!

- Да, понимаю, что это я, старый осёл?! Когда вы собираетесь уходить? Ночью?

- Думаю, ночью все будут настороже, лучше во время битвы, пролезть в районе одного из бывших проходов для зверья. Я эти дни специально смотрела, где какое скопление врагов.

- И где это?

- Простите, это я не скажу даже Тонику-Ратибору! И ещё: наши уже близко! Можете мне поверить!

Я сначала хотел спросить, успокаивает Катя Микулу, или нет, потом вдруг понял: Катя чувствует одарённого! Действительно, пора смываться…

Мы с Катей влезли на засеку, подстрелили несколько нападающих, потом Катя переместилась в сторону, которая ближе к известному домику.

Катя сиганула вниз, я последовал за ней, приведя гравикомпенсаторы скафандра в действие. Мы, почти не оставляя следов, добежали до завала, нашли лаз, известный только Катюше. Я ничего не спрашивал, начиная понимать, что план отхода Катя разрабатывала давно.

Выбравшись с той стороны, мы, пока что никем не замеченные, потому что шла ожесточённая перестрелка с обеих сторон, скрылись в лесу.

Нас всё же обнаружили, закричали, выпустили вслед град стрел, которые не причинил нам ни малейшего вреда, а погоня увязла в глубоком снегу. Когда добежали до избушки, та горела, проход я видел в виде протуберанца.

- Бежим! – схватил я Катю за руку, и бросился в огонь.

Выбежали мы из горящей избы, зимняя одежда на нас дымилась, была вся вымазана в саже, в общем, мы мало отличались от людей, собравшихся здесь погреться и поесть. Что они ели, я сразу не понял, потому что подумал было, что попал на нашу войну, Великую Отечественную.

По дороге шла колонна танков, её сопровождала пехота. Даже отсюда было видны грязные, измождённые лица солдат.

Но, приглядевшись, увидел, что танки были необычной формы, хищные обводы, цифровой камуфляж, длинные стволы на плоских башнях.

Здесь тоже была зима, грязный закопчённый снег, грязный дым горящих изб, уходящий в низкое лиловое небо.

Пока я, оторопело осматривался, Катя уже откинула свой шлем, и рассматривала беженцев.

Я последовал примеру Кати, тоже раскрыл шлем.

- Тоник, это они! – сказала Катя, указывая на мальчика и девочку, сидящих возле остатков забора, и делая вид, что кушают. Потому что у них на платочке лежал маленький кусочек чёрного хлеба, они отщипывали от него крошки, клали в рот, и запивали водой из фляги.

Мальчику было лет двенадцать, девочке, около десяти

- Что значит «они»? – не понял я.

- Тоник, мы можем взять их с собой?

- Если проход пустит, сможем. Катя, они же без скафандров, смогут они выжить?

- А здесь? Ты видишь, они на последней стадии истощения?

- Давай их накормим. Только немного, а то убьём.

Катя сняла свой рюкзак, раскрыла, покопалась там, вынула кусок хлеба, подошла к детям, положила его им на платочек:

- Вот, ешьте!

Дети неверяще смотрели на кусочек хлеба, но не прикасались к нему

- Ешьте! – вставая перед ними на колени, попросила Катя.

- А ты? – еле слышно спросил мальчик, подняв огромные синие глаза на Катю. Я понял, это был не человек, представитель какой-то другой расы, но удивительно красивой. Просто под слоем грязи я не сразу увидел.

- Я сыта, у меня ещё есть. Вот! – она отломила ещё кусок, и показала детям. Тогда они начали осторожно отламывать кусочки мягкого хлеба, и принялись медленно жевать, боясь пропустить миг наслаждения, когда рот набирается пропитанной слюной вкусной мякотью.

Я достал термос со сладким чаем, налил в колпачок, подал сначала девочке, потом мальчику.

- Вы добрые волшебники? – спросила девочка, у которой глаза казались ещё больше, чем у брата, из-за её сильной худобы.

- Да, мы добрые волшебники, - согласилась Катя, - пойдёте с нами?

- Пойдём, а куда?

- Надо пройти сквозь огонь. Не испугаетесь?

- Нам уже ничего не страшно, - покачала головой девочка, - после того, как убили наших папу и маму.

Мальчик, молча, кивнул. Я подумал, что они доверились нам, потому что мы тоже не взрослые, а может, и правда, готовы были остаться здесь, и замёрзнуть насмерть, когда прогорит изба. Приглядевшись, я понял, что это была не изба, когда-то был чей-то особняк, немаленькая такая вилла. Это верхние этажи уже сгорели, поэтому выглядела, как изба.

Я пригляделся к протуберанцу, и понял, что он ведёт туда, где стоит наш вездеход.

Получив согласие детей, мы завернули их головы в свои куртки, и нырнули в огонь. Несколько секунд, и мы вышли в зал с «Мальчиком». Дверь за моей спиной закрылась. Что теперь за ней?

Мне некогда было думать об этом: у меня на руках лежал мальчик без признаков жизни.

Быстро подбежали к вездеходу, прошли шлюз, где нас окатило дезинфицирующей жидкостью и высушило. Я с испугом, почти с остановившимся дыханием, думал, не повредит ли это нашим гостям, но отменить процедуру входа никто не мог.