Обесчещенная

Прежде чем умереть на сцене, молодая актриса, играющая «мою» роль — женщины, которой располагают, как вещью, — задает вопрос и хочет узнать: неужели в ее стране родиться девушкой и быть бедной является грехом? Она восклицает:

— Разве арест виновных вернет мне мою честь? Сколько еще таких девушек, как я? Больше, чем самоубийство, мне вернет честь, желание справедливости.

Потому что нельзя чувствовать себя виновной за преступления других.

К сожалению, слишком мало женщин имеют шанс обратиться к прессе и организациям, защищающим права человека.

В октябре 2004 года сотни активистов и представителей гражданского общества собрались на демонстрацию, чтобы потребовать улучшения законодательства, касающегося преступлений во имя чести. Мой адвокат также принимал в ней участие. Уже давным-давно правительство обещает запретить преступления во имя чести, но тем не менее до сих пор ничего не сделано. Было бы достаточно изменить статьи закона, позволяющие преступникам заключать мировое соглашение с семьями их жертв и таким образом избегать уголовного преследования. Признать незаконным рассмотрение подобных преступлений племенным советом. Говорят, что правительства некоторых провинций готовят проект закона, чтобы закрепить его в системе частного права. Но джирга продолжает свою деятельность, и по-прежнему тысячи женщин оказываются жертвами насилия и убийства согласно этой племенной системе.

Результатов апелляции по моему делу пришлось ждать долго. Уже прошло два года с момента вынесения первого смертного приговора. Если законы не изменятся, если Верховный суд в Исламабаде не утвердит приговор, если восемь обвиняемых, которые уже отпущены, не будут привлечены к ответственности, как я просила при подаче апелляции, тогда почему бы не освободить всех, отправив меня в мою деревню на милость мастои? Не решаюсь об этом и подумать. Насим верит в справедливость. Она вступила в эту борьбу на моей стороне. И я знаю, что она рискует не меньше моего. Но она оптимист и верит в мою способность к сопротивлению. Она знает, что я пойду до конца, презирая опасность с фатализмом, являющимся моим щитом, с упорством, которое кому-то может показаться спокойствием, но которое живет во мне с самого начала.

Я часто говорю, что, если правосудие мужчин не накажет тех, кто сделал со мной «это», Бог рано или поздно воздаст им по делам их. Но мне хотелось бы, чтобы правосудие для меня было официальным. Перед всем миром, если надо.

Бесчестье

1 марта 2005 года я вновь предстала перед судом. На этот раз апелляционным судом в Мултане. Я была не одна: присутствовали неправительственные организации, национальная и иностранная пресса. Все ожидали этого решения. Перед многочисленными микрофонами, протянутыми в мою сторону, я заявила, что надеюсь только на правосудие, но хочу, чтобы оно было «полным».

Клан мастои по-прежнему отрицал все. А мы все знали, с какой регулярностью насильники ускользают от правосудия. Первый приговор суда был нашей победой, не считая восьми мужчин из клана, для которых я также требовала возмездия.

Я сидела и слушала, как судья читает по-английски нескончаемый текст, из которого, разумеется, не понимала ничего.

Согласно приговору от 31 августа 2002 года, вынесенному судом города Дера Гази Хан в отношении террористической деятельности, шестеро обвиняемых, перечисленных ниже, признаны виновными и приговариваются к следующему наказанию...

Шесть человек приговорены к смертной казни.

Восемь других задержанных признаны невиновными, и с них снимаются все ранее предъявленные обвинения...

Иногда я переговаривалась с Насим. А в это время, медленно, но верно, в ритме непонятных для меня слов, совершалось судебное неправосудие.

Так прошел понедельник, за ним вторник, 2 марта. Мой адвокат выступил в свою очередь, но меня порой клонило в сон, так мне все надоело. Порой у меня появлялось чувство, что в этом большом зале все происходит помимо меня.

Если бы только я могла понять слова, которыми обменивались стороны, но мне пришлось ждать вечера, когда адвокат на моем языке изложил аргументы защиты обвиняемых. Оказалось, что мои показания «противоречивы и не подкреплены достаточным доказательством группового изнасилования». В то время как половина деревни была этому свидетелем!

«Моя жалоба не была подана немедленно после события, и достаточных оснований для задержания обнаружить не удалось».

Надо быть самому женщиной, изнасилованной четырьмя мужчинами, чтобы понять, до какой степени она раздавлена морально и физически. Немедленное самоубийство кажется всем этим людям более логичным?