Обесчещенная

Но вместе с тем это был тяжелый день для меня: я ожидала у телефона новостей от адвоката, пытавшегося получить копию судебного постановления.

В конце концов он узнал, что «виновные» должны выйти из тюрьмы, в принципе, 14 марта. В принципе, потому что активисты из неправительственных организаций и средства массовой информации заняли места перед зданием тюрьмы и полиция не могла обеспечить «виновным» эффективную охрану от журналистов и манифестантов.

Это освобождение рисковало спровоцировать вспышку недовольства, которой правительство совсем не желало. Но поскольку меня упрекали в том, что неправительственные организации и пресса оказывали мне помощь, я не собиралась отмалчиваться. Напротив. Получилось так, что моя борьба за эти годы стала также и их борьбой. Никто не заставит меня молчать. Если я останусь дома плакать и жаловаться на свою долю, я не смогу больше смотреть прямо перед собой. На мне большая ответственность: безопасность близких, моя жизнь, моя школа, в которой теперь обучалось более двухсот учеников. Бог знает, что я всегда говорила только правду. Моя смелость — это именно правда, и я хочу, чтобы она вышла, наконец, из гнусного гнезда, где прячутся мужчины со своим лицемерием.

Именно так мы с Насим взялись за организацию недельной поездки, которая стоила нам огромных усилий.

9 марта мы готовились к тому, чтобы на следующий день отправиться в Муззаффаргар, столичный город нашего района, где организовывалась другая манифестация против насилия над женщинами. На площадь вышли около пяти тысяч манифестантов. Президент Общества защиты прав человека в Пакистане сама присутствовала на демонстрации и говорила с журналистами. На огромных транспарантах были написаны слова: «Мухтар Маи, бодрись, мы с тобой!»

При каждом перемещении нас сопровождала полиция. Порой я спрашивала себя: меня защищают или за мной надзирают? Я не могла стоять на ногах, непонятная дрожь била меня с того самого дня 3 марта, и с тех пор у меня не было времени, чтобы прийти в себя.

Манифестанты дошли со мною до самого моего дома. Дорога была загружена, во дворе было полно народу.

Организаторы марша сообщили мне, что 16 марта в Муззаффаргаре состоится еще одна манифестация, против законов худуд. Но я не знала, что со мною будет 16 марта. Мастои будут выпущены, они будут дома, свободные — они, но не я!

А еще надо было ехать в Мултан, в офис адвоката, чтобы взять копию судебного решения, которую он достал. Еще три часа дороги. Я чувствовала себя ужасно... Г олова была как чугунная, ноги дрожали, я устала от этой бесконечной борьбы. Насим была вынуждена остановить шофера и пойти за лекарствами, чтобы хоть немного привести меня в чувство.

Как только я вошла в адвокатское бюро, зазвонил мой мобильный телефон. Это был мой брат Шаккур, он истерически кричал:

— Возвращайся скорее домой, полиция велела нам не выходить! Мастои вышли из тюрьмы час назад! Они скоро приедут сюда! Везде полно полицейских. Надо возвращаться, Мухтар! Скорее!

На этот раз, кажется, я проиграла партию. Я надеялась, что юридические власти вмешаются, что у моего адвоката будет время зарегистрировать апелляцию по этому решению. Я надеялась, что, по крайней мере, они останутся в тюрьме под давлением средств массовой информации, неправительственных организаций и политиков. Я надеялась на невозможное.

Возвращаясь домой поздним вечером, я чувствовала, я догадывалась, что мы недалеко от фургона полиции, везущего моих насильников домой. Они должны быть как раз перед нами, я заметила задние фонари машин и дрожала от ярости, что они нас обогнали.

Было одиннадцать часов вечера, когда мы приехали. Дом окружала дюжина полицейских машин. Напротив, в черноте ночи, я различала такое же оживление вокруг фермы мастои. Они там! Полиция хотела удостовериться, что эти пятеро не исчезнут, потому что процедура апелляции только начиналась. Главное же, полиция хотела избежать возмущения и блокировать журналистов или манифестантов. Въезд в деревню, он же и выезд, был под наблюдением, потому что это была единственная пригодная для автомобилей дорога.

Насим утешала меня:

— В настоящий момент они не могут двинуться с места. Давай, переключай скорость, мы уезжаем!

Мы приняли сумасшедшее решение — вернуться той же дорогой в Мултан. Адвокат посоветовал нам обратиться к президенту Мушаррафу и просить его вмешаться, прежде всего ради моей безопасности и безопасности моих близких. Но я попрошу большего. Гораздо большего. Я хочу, чтобы они все вернулись в тюрьму, чтобы Верховный суд пересмотрел дело — я хочу справедливости, даже если мне придется заплатить своей жизнью. Я больше ничего не боюсь. Возмущение — хорошее оружие, а я возмущена этой системой, обязывающей меня жить в моей собственной деревне в постоянном страхе, рядом с моими избежавшими наказания насильниками. Прошло уже то время, когда я шагала по этой дороге, покорная судьбе, чтобы просить прощения от имени моей семьи за «честь» этих людей. Это они бесчестят мою страну.