Обещание

Шествіе открывали глашатаи. Время отъ времени они останавливались, трубили въ трубы и громко объявляли королевскій указъ, въ силу котораго вассалы короля призывались на войну съ маврами, а города и свободныя селенія приглашались пропускать войска и оказывать имъ содѣйствіе.

За нный слѣдовали величавые герольды въ своихъ шелковыхъ одѣяніяхъ, съ гербами, расшитыми золотомъ и цвѣтными шелками, въ беретахъ, украшенныхъ яркими перьями.

Затѣмъ ѣхалъ на гнѣдомъ жеребцѣ первый оруженосецъ графскаго дома, вооруженный съ головы до ногъ, и держалъ въ рукахъ знамя своего властелина, съ его девизами и гербомъ. У его лѣваго стремени шелъ исполнитель правосудія — въ красномъ съ чернымъ.

Оруженосцу предшествовало около двадцати тѣхъ знаменитыхъ трубачей, которыхъ такъ превозносятъ наши королевскія хроники за невѣроятную силу легкихъ.

Когда оглушительный и рѣзкій звукъ трубъ пересталъ спорить съ вѣтромъ, послышался глухой, мѣрный и однообразный гулъ. То двигалась нѣхота, вооруженная длинными пиками и снабженная крѣпкими кожаными щитами. За нею вскорѣ появились двигатели военныхъ машинъ, со своими желѣзными орудіями и деревянными башнями, далѣе — мелкая прислуга, состоящая при вьючныхъ лошадяхъ.

Потомъ пронеслись большими отрядами латники крѣпостного гарнизона въ облакѣ пыли, которую подымали копыта ихъ лошадей. Ихъ желѣзныя латы бросали яркія искры; ихъ копья составляли цѣлый лѣсъ.

Наконецъ, предшествуемый литаврщиками на великолѣпныхъ мулахъ, убранныхъ чепраками и кистями, окруженный своими пажами, разодѣтыми въ богатыя шелковыя одежды, и сопровождаемый оруженосцами своей свиты, показался графъ.

При видѣ его толпа разразилась громкими привѣтственными криками. Эти возгласы заглушили крикъ женщины, которая упала, точно сраженная молніей, на руки людей, поспѣшившихъ къ ней на помощь. То была Маргарита, узнавшая своего таинственнаго возлюбленнаго въ неприступномъ и великолѣпномъ графѣ Гомарскомъ, одномъ изъ самыхъ знатныхъ и могущественныхъ вассаловъ кастильской короны.

III

Покинувъ Кордову, войско донъ Фернандо достигло мало по малу Севильи, хотя не безъ борьбы. Ему пришлось выдержать нѣсколько битвъ по дорогѣ, и только овладѣвши знаменитымъ Гуадаирскимъ замкомъ, королевскія войска очутились въ виду невѣрнаго города.

Неподвижный, блѣдный и ужасный графъ Гомарскій сидѣлъ въ своей палаткѣ, опираясь на рукоять своего меча и устремивши глаза въ пространство съ тѣмъ неопредѣленнымъ выраженіемъ, которое замѣчается у людей, смотрящихъ въ одну точку и не видящихъ ничего, что ихъ окружаетъ.

Около него стоялъ старѣйшій изъ его оруженосцевъ, единственный человѣкъ, который осмѣливался подступиться къ нему во время припадковъ его черной хандры, не навлекая гнѣва на свою голову.

— Что съ вами, сеньоръ? — говорилъ онъ. Какая скорбь васъ томитъ и снѣдаетъ? Печальный идете вы на битву и печальный возвращаетесь назадъ, даже послѣ побѣды. Когда всѣ воины спятъ, утомленные дневными трудами, я слышу, какъ вы тоскливо вздыхаете; а если подойду къ вашей постели, то вижу, какъ вы стараетесь побороть что-то невидимое, что мучаетъ васъ. Вы просыпаетесь, открываете глаза, но вашъ ужасъ не разсѣевается. Что съ вами, сеньоръ? скажите мнѣ. Если это секретъ, я съумѣю хранить его въ моей памяти, какъ въ могилѣ.

Казалось, что графъ не слушалъ оруженосца; тѣмъ не менѣе, когда прошло нѣсколько времени, онъ мало по малу вышелъ изъ своей неподвижности, какъ будто слова. только теперь дошли отъ его слуха къ сознанію, и, ласково приближая къ себѣ оруженосца, сказалъ серьезнымъ и медленнымъ голосомъ:

— Я страшно мучился, но молчалъ. Я думалъ, что страдаю по милости пустой фантазіи, и до сихъ поръ стыдился говорить объ этомъ; но нѣтъ — то, что со мной происходитъ, не есть фантазія. Должно быть, я нахожусь подъ вліяніемъ какого-нибудь страганаго проклятія. Или небо или адъ хотятъ чего-то отъ меня и добиваются этого сверхъестественными средствами. Помнишь тотъ день, когда мы встрѣтились съ маврами въ Тріанскомъ Альхарафѣ? Насъ было немного; схватка была ужасна, и я чуть не погибъ. Ты видѣлъ, какъ въ самый разгаръ битвы ранили моего коня, и, ослѣпленный яростью, онъ бросился прямо къ сильнѣйшему отряду мавританскаго воиска. Я напрасно старался его удержать; поводъ выскользнулъ у меня изъ рукъ, и взбѣшенное животное несло меня на вѣрную сыерть. Мавры уже сомкнули свои ряды и приготовились встрѣтить меня пиками; цѣлая туча стрѣлъ свистѣла вокругъ меня; конь былъ уже въ нѣсколькихъ шагахъ отъ желѣзной стѣны, о которую мы оба должны были разбиться, какъ вдругъ… повѣрь — мнѣ это не почудилось — я увидѣлъ руку, которая схватила узду, остановила коня съ сверхъестественной силой, повернула его къ рядамъ моихъ солдатъ и точно чудомъ спасла меня.