Обещание

— Банановая кожура, — ответил Гектор. — Мы с Деймоном сушим кожуру. — Он взял трубку и вновь набил ее. — За пачку кофе я и тебе насушу пакетик.

Крис почувствовал, как по спине течет холодная вода.

— Видно будет, — ответил он, принимая из рук Гектора вновь предложенную трубку.

— Знаешь, студентик, — сказал Гектор, — а ведь я в тебе ошибся.

Крис промолчал. Он обхватил губами кончик трубки, затянулся и на этот раз совершенно не удивился, что совсем не закашлялся.

В субботу утром Криса одним из первых отвели в комнату для свиданий. В отличие от прошлой встречи, на этот раз его мать пришла в тюрьму на взводе — ярость и страх, словно электрические разряды, пробегали по ее телу. Крис заметил это еще издали. Она заключила сына в объятия, и на долю секунды ему показалось, что этих лет нет и он снова меньше и слабее ее.

— Что случилось? — нервно спросила она. — Я приехала во вторник и узнала, что не могу с тобой увидеться, потому что ты отбываешь некое дисциплинарное наказание. Когда я поинтересовалась, что это значит, мне объяснили, что тебя держат в какой-то… клетке двадцать четыре часа в сутки.

— Двадцать три, — поправил Крис. — Час дается на водные процедуры.

Гас нагнулась ближе, губы ее побелели.

— Что ты сделал? — прошептала она.

— Меня подставили, — пробормотал Крис. — Один из заключенных пытается втравить меня в неприятности.

— Что-что он делает? — Испуганная Гас тяжело откинулась назад. — И ты… просто так это оставил?

Крис почувствовал, как вспыхнули его щеки.

— Он подложил мне в обувь сигарету, которую нашли надзиратели, когда обыскивали нашу камеру. И да, я так это и оставил, потому что лучше просидеть пять дней в карцере, чем ждать, пока этот парень подойдет и ткнет в меня ножиком, который смастерил из лезвий бритвы.

Гас зажала рукой рот. Интересно, какие слова хотели сорваться у нее с языка?

— Должен же быть кто-то, кому я могла бы пожаловаться, — наконец произнесла она. — Сегодня же пойду к начальнику тюрьмы. Не так нужно руководить тюрьмой…

— Тебе-то откуда знать? — Крис покачал головой. — Я сам за себя постою, — устало сказал он.

— Ты же не такой, как эти преступники, — возразила Гас. — Ты всего лишь ребенок.

При этих словах Крис вскинул голову.

— Нет, мама. Я уже не ребенок. Я уже достаточно взрослый, и обращаться со мной следует как со взрослым, и сидеть я буду в тюрьме для совершеннолетних. — Он смотрел куда-то мимо нее. — Не делай из меня того, кем на самом деле я не являюсь, — сказал он, и его слова, словно раскрытые карты, легли между ними на стол.

Ночью в субботу разразилась буря, настолько свирепая, что, казалось, не выдержат даже толстые бетонные стены тюрьмы. По выходным в режиме строгой изоляции разрешалось не спать подольше, до двух ночи, и большинство заключенных веселились больше обычного. Крис пока еще не овладел искусством спать, как бревно, когда все вокруг не спят и шумят, но все равно лежал на койке, спрятав голову под подушку, и размышлял над тем, возможно ли услышать шум дождя, бьющего в стену и барабанящего по крыше.

Чуть раньше в режиме случилась потасовка: не могли решить, что смотреть по телевизору — прямой эфир «Субботнего вечера» или «Безумное телевидение». Все закончилось тем, что зачинщиков заперли на час в камерах и те из-за решеток кричали друг на друга. Стив немного посмотрел телевизор, потом вернулся в камеру и забрался к себе на верхнюю койку. Крис делал вид, что спит, но слышал, как Стив разрывает обертку шоколадного батончика, который купил на этой неделе на складе.

Он и Крису кое-что припас: пачку драже «Эм-энд-эмз», кофе и печенье «Твинкиз». Из-за карцера Крис не смог заполнить продзаказ и решил, что таким образом Стив выказывает свою благодарность за то, что Крис не стал на него доносить.

Через некоторое время шорох на верхней койке прекратился, и Крис понял, что Стив заснул. Он подождал, пока надзиратели объявят отбой, потом стал прислушиваться к шлепанью обуви по полу, услышал, как кто-то писает в унитаз, и наконец все затихло.

Погасили свет.

На самом деле свет здесь никогда не гасили. Его лишь прикручивали, но опять-таки в режиме строгой изоляции было так уныло, что так же быстро, как привыкаешь днем к полумраку, привыкаешь спать и при слабом свете. Крис прислушался к завыванию ветра, представляя, что находится снаружи, посреди поля, которому нет ни конца ни края. Дождь хлещет как из ведра, а он поднимает лицо вверх и не видит ничего, кроме бескрайнего неба.

Раздался всхлип, потом еще один.

Крис похлопал по верхней койке, как делал уже однажды, когда Стив храпел, ожидая, что тот повернется на другой бок и заснет, как вдруг услышал отчаянный плач.

Он встал с постели, Стив метался по койке, грудь его сотрясали рыдания. Секунду пораженный Крис смотрел на него. Глаза Стива оставались закрытыми, дыхание было тяжелым. Он, несомненно, крепко спал.

Когда Стив вскрикнул во второй раз, Крис потряс его за плечо. Потряс чуть сильнее и в тусклом свете увидел серебристые белки глаз Стива.