Обещание

Неожиданно, меня справа кто-то толкнул, и краем глаза я успел узнать руку Вадиса. Сам марн тоже отпрыгнул и тут же последовал новый залп.

— Не стой на месте! — Выкрикнул марн, опровергая уже почти сложившееся о нём моё мнение и разрывая в клочья его некролог, который я успел составить в голове.

«Ну, старый, ну даёт!» — Подумал я с уважением и тут же воспользовался его советом. Разумеется, дуло пушки близилось к моему лицу и выглядело устрашающе. Что ж, лучше подвинуться и пропустить ядро. Вряд ли оно вежливо встанет в очередь за мной.

«Используй магическое зрение!», — пронеслось в голове, и я сразу понял, что это снова голос Вадиса.

Ну, ага! Используешь его тут! Для этого, блин, успокоиться нужно! Куда уж мне, такому взбудораженному? Магию использовать я тоже не осмелился, потому что ничего из моего полувыбитого несладким пробуждением арсенала не подходило для данной ситуации. Или, может, нагреть соседний корабль и через пару минут он загорится? Ну уж дутки! Столько времени у меня просто нет!

К счастью, или нет, но в одно мгновение мне больше не пришлось уворачиваться от ядер, потому что что-то тяжёлое упало мне прямо на голову. Глазами я лишь увидел ослабший канат, ударившийся о борт нашего корабля. Только понимание этого пришло в последний момент бодрствования. Всё остальное, то есть, как я падал, попали ли в меня выстрелами или кто-то отнёс меня куда-то, осталось, скажем так, за кадром.

Эх, видать, мне придётся распрощаться с изумительной кухней на корабле, ведь готовили здесь не только питательно, но и вкусно. И это касается даже овощных блюд, которыми сменился рацион на четвёртый или третий день плавания.

Глава 9 Дань морю

Мысли о еде. Что ещё могло вернуть меня в сей удивительный и опасный мир? Утром поесть не удалось по понятным причинам, а глаза пока не хотели привыкать к слабому свету то ли свечи, то ли щёлочки. А вдруг я пролежал в отключке сутки или того больше? Эй там! Какой сейчас год?

После того, как я осознал важность утреннего приёма пищи, у меня вдруг заболела голова и как раз в том месте, где нынче прилетело. Рука машинально двинулась, чтобы пощупать, что же там произошло, но что-то заблокировало движения.

Окончательно придя в себя и поняв, что меня взяли в плен, я открыл глаза и, превозмогая боль, оглянулся. К сожалению, разобрать размытые силуэты, которые передвигались туда-сюда, не получалось. До моих ушей донёсся первый звук, который я смог проанализировать и понять, как плеск воды, а прямо перед ним чей-то вопль.

«Не уж-то доска?» — пронеслось в голове и мне стало страшно. Даже передёрнуло слегка. К слову о моих страхах, мой самый большой — это умереть, утонув.

Зрение вернулось как раз в тот момент, когда меня за руки понесли к тому месту, от куда раздалось уже три вопля и, соответственно, три плеска. Видать, несмотря на усталость, пора бы уже мне развязать язык и попробовать отсрочить мою переработку на корм рыбам.

— Эй, народ, погодите, рано мне ещё!

— О! Расквакался! — удивился один из тех, что были на корабле и, судя по звуку, находился он недалеко. Что ж, мы хоть остановились. — Послушаем последнюю просьбу? — весело сказал он же и те, кто несли меня, остановились под негромкие поддакивания и смешки команды. Судорожно соображая, я тут же выдал:

— Почём мне умирать, вы подумали? Скока на нас пороха, да ядер ушло — это же столько номинов!

— Молчи, чус… — один из пленных пассажиров не успел договорить, его крепко приложили ногой по челюсти. Он упал, как мешок, ни то живой, ни то мёртвый.

— Продолжай, — сказал, судя по всему, старший, поставив свой меч остриём на палубу. — Мне даже интересно стало.

Он выглядел, в принципе, как и положено пирату. Повязка на голове, свободная серая рубаха с паршиво зашитым низом, чёрные штаны на широком кожаном ремне, бесхитростные ножны, да сапоги чуть ниже колена.

— Так живым-то я дороже выйду, а коли на дно отправлюсь, то и цена упадёт. Как бы вы в убыток не ушли, — выворачивался я, как мог судорожно соображающей головой. Удивительно, как от моего тараторинья язык не завязался.

Соображали пираты быстро, и вместо ответа мне по голове прилетело ещё раз, но уже не отключило. Когда звон в ушах прошёл, я мог слушать разговоры, которые одновременно и радовали и загоняли в новый тупик. Всё-таки соображалка у меня снова полуотключилась, и только половину услышанного мне удалось перевести на свой собственный язык. Тот самый, что говорил у меня в голове и тот, что слышит читатель, когда глаза бегут по строчкам книги.