Обещание

Когда мои руки «обагрились» красным липким соком фрукта и от него же взбухли, будто я снова в воду окунулся, мне, наконец, удалось раскрыть упрямый плод, но получилось это очень неловко, и на землю просыпалась добрая часть зёрен — семечек, покрытых красной прозрачной оболочкой.

Узнав в них «те самые» ягодки граната, я торопливо собрал их в раскрытую ладонь, а когда места новым зёрнам не осталось, и они начинали просыпаться, кинул эту горсть в рот.

Местный гранат ничуть не отличался вкусом от того, что я пробовал в последний раз на Земле. Сладкие зёрна с приятной кислинкой приятно освежали, несмотря на то, что от первой горсти у меня свело скулы.

С остатка плода, который всё ещё висел на ветке, большими каплями падал сок, который я стал ловить ртом, но мне это дело быстро надоело и, вскрыв его окончательно, я выпотрошил фрукт, как только что убитого на охоте зайца. Почему-то мне в голову пришло именно это сравнение.

После того, как вычистил всё съедобное из первого фрукта, я подошёл ко второму и повторил экзекуцию, пусть и более аккуратно, а на третьем экземпляре у меня внезапно сломался инструмент. Красная от сока плодов, палочка, казавшаяся мне довольно прочной, переломилась как раз тогда, когда я попытался раскрыть ей плод, как рычагом. Так и оставив фрукт, изуродованным висеть на ветке, я с сожалением на него глянул и решил, что пока что этого достаточно.

С неба, которое во время моей трапезы незаметно атаковали тучи, посыпало неприятным мелким дождём, но у меня уже начали появляться какие-то силы двигаться дальше. По крайней мере, я больше не боялся заблудиться. Если что, эти гранатовые деревья снова смогу найти и пойти от сюда в другом направлении. Например, на запад.

Конечно, Вадис говорил, что эта вражеская граница, и здесь начинается другое королевство. Враждебное. И всё-таки, чем чёрт не шутит? Вдруг мне удастся договориться с аборигенами? Шансов не много, потому что я очень похож на выходца из Норгдуса, пусть и менее загорелый, чем люди Давуриона. Впрочем, это отличие вскоре могло вообще исчезнуть.

В общем, я решил действовать по обстоятельствам, когда или «если» дойду до какого-нибудь здешнего города или деревни.

Вон, кстати, на ветке впереди что-то повисло. Мне с расстояния так и не удалось понять, что это такое, а когда я подошёл чуть ближе, почувствовал, что нога врезалась в какой-то необычный корень. Мои раздумья прервались неожиданным щелчком — прямо перед лицом поднялась какая-то сеть, и я ощутил толчок из под ног, от чего они согнулись в коленях и врезали мне же по нижней челюсти. К счастью, язык не пострадал, а зубы выдержали.

Первые несколько секунд я барахтался и пытался вырваться, но когда сообразил, что к чему, перестал дёргаться и начал пытаться растянуть «бутон», который схватил меня, сверху. Нет, это оказался не цветок, а именно ловушка, сделанная руками. Без понятия, чьими руками, но ни одно животное не смогло бы её изготовить — только разумные, такие как люди, ялы или марны, с которыми я успел уже познакомиться в Давурионе.

«Потрясающе!» — подумал я, глубоко вздохнув. Попытки освободиться я вскоре оставил, так как сил, чтобы растянуть мокрую скользкую сеть просто не осталось.

Возможно, в этот момент во мне медленно просыпалось что-то ещё — ирония, но как-то медленно, нехотя.

Чтобы уж совсем не переломаться, я принял более удобное положение и от нечего делать начал в деталях вспоминать всё то, что со мной произошло, с того самого момента, когда Вадиса не стало. Проще сон вспоминать, но я напрягся.

* * *

После того, как длительное время пролежал на каменистом грунте побережья, я решил похоронить Вадиса. Усилием воли я заставил себя подняться с камешков, больно впивающихся мне в спину, на четвереньки, а потом и вовсе встать на ноги. Сил это отняло намерено, и лёгкие быстро загоняли воздух. Впрочем, потом я смог отдышаться и отправиться на поиски. Подходящее место я высматривал долго. Разглядывал такое, чтобы его со временем не размыло водой, и вскоре в окружении двух склонившихся деревьев я нашёл маленький кусочек земли, густо поросший высокой травой. С ней я церемониться не стал и начал рвать прямо так, голыми руками.

Раз за разом моя работа прерывалась, потому что чувства пересиливали, но потом я возвращался к работе и так освободил от зелени небольшую площадь земли.

От этого мои руки запахли травой, но уже тогда я начал замечать, что чувства мои притупляются. Боль не ощущалась даже тогда, когда я, ломая отросшие в плавании ногти, стирая пальцы и ладони в кровь, врывался ими в грубый грунт с камешками. Усталость не могла остановить меня, и я не хотел понимать, от куда у меня берутся силы, чтобы продолжать откидывать в сторону одну горсть тёмной земли за другой.

* * *