Обещание ночного серебра

Она вообще ничего, не чувствовала: ни надежды, ни радости, ни печали, ни злости. Она просто знала, что существует. Сначала она даже не пыталась понять, где находится – достаточно было и того, что она просто есть.

Впрочем, один вопрос у неё вскоре все же появился.

– Кто я? – спросила она.

Сначала у неё возникло чувство дежавю.

Её окружала непроглядная тьма. Пейсли не сомневалась, что уже много раз здесь бывала, просто не могла вспомнить, где «здесь» и когда это случалось.

Возможно, подумала она, я и сама часть этой тьмы. Однако чем больше она об этом размышляла, тем явственнее ощущала, как отделяется от тьмы и превращается в нечто отдельное, поэтому в конце концов тьма осталась тьмой, а Пейсли кем-то другим.

«Я – это я», – подумала девочка и в тот же миг увидела свет, словно вдалеке загорелась одинокая свеча.

Она устремилась к этому свету – как вода в русло ручья.

Пейсли не понимала, является ли она камешком, над которым катится водный поток, или листком, плывущим по волнам.

В любом случае свет оставался на месте, не приближаясь и не удаляясь: ровное сияние не двигалось, и Пейсли стремилась к нему во мраке.

Она знала, что тьма не имеет границ, распространяется на всё вокруг – и в то же время понимала, что это не так.

– Где я? – спросила она.

Тьма вокруг заворочалась, принимая какую-то форму.

Под ногами у девочки возник каменный пол, по обеим сторонам от неё проступили две стены из грубого камня, образовав узкий проход. Пейсли прикоснулась рукой к холодному камню – это ощущение успокаивало, казалось знакомым.

Она знала это место. Она находилась между. Не между двумя стенами потайного коридора у них дома, а между двумя мирами. С одной стороны лежал мир, который она только что покинула, а по другую сторону находилась Завеса.

Этот небольшой пространственно-временной коридор – граница между двумя мирами.

Свет по-прежнему горел – маленький негаснущий огонёк. Пейсли поняла, что он всегда будет находиться там, не приблизится и не отдалится – если она этого захочет.

– Почему я здесь? – спросила она.

Тут её сердце, разум и душа ожили, и Пейсли ощутила давление обоих миров.

Она всё вспомнила и всё почувствовала. Словно до сих пор она была с закрытыми глазами, а теперь подняла веки. Абсолютный мрак сменился светом и тьмой – между Завесой и миром пролегли тени.

Мягкое сияние никуда не делось, источник его по-прежнему находился вне пределов досягаемости, но теперь появился другой свет, и он оказался ближе к Пейсли.

Свет заполнил коридор позади девочки – как будто открылась дверь потайного прохода в комнате Дэкса. Это был свет её мира: бледное слабое свечение проникло в коридор между мирами.

Пейсли знала, что позади неё нет комнаты Дэкса, а ещё знала, что в этом свете находятся прижавшиеся друг к другу Дэкс и мама – они сейчас в обсерватории, в Нижнем Гринвиче. Этот свет нёс с собой боль, страдания и непростые решения.

Она обернулась и посмотрела на ровный огонёк, такой спокойный и мирный. Пойти к нему – значило бы отправиться за грань, за Завесу. Там не будет ни боли, ни страданий.

Пейсли протянула руку и ощутила, как всё её тело обволакивает тепло; её душа словно расправила крылья. А из мягкого сияния Завесы вышел её отец:

– Пейсли?

– Папочка! – Она подбежала к отцу и обняла его. Он был тёплый, настоящий.

Отец тоже крепко обнял её и поцеловал в макушку:

– Как же я по тебе скучал, моя дорогая! – Он погладил огненно-рыжие волосы Пейсли, отвёл несколько прядей от её лица и сжал её щёки в ладонях. – Ты так выросла. – Он снова крепко её обнял. Пейсли заплакала и прижалась щекой к его груди. Она скучала по отцу больше, чем думала. – Пейсли, что ты здесь делаешь?

– Я… – Пейсли обернулась и посмотрела на яркий свет в конце коридора. – Наверное, я умерла. – Она взглянула на отца и вздрогнула – он смотрел на неё с безмерной печалью:

– Нет, Пейсли, ты должна вернуться. Твоё время ещё не пришло.

Пейсли опустила глаза и увидела у себя на груди кровавое пятно.

Эдмунд судорожно вздохнул.

– Всё будет хорошо, – пообещал он и, подняв руку, потянулся к свету Завесы.

Хотя это сияние находилось далеко от них, отец зачерпнул свет рукой, и он заполыхал у него на ладони словно горящая звезда. Свет обволакивал их обоих успокаивающим теплом. Отец протянул этот свет Пейсли, и она взяла его. Яркая звезда в её руках мгновенно потемнела, став чёрной, и в этом чёрном шаре искрились все цвета радуги, но ни один не выделялся. Шар начал подрагивать, его гладкие края стали расползаться в разные стороны, и он стал похож на трещину в мире.

Эдмунд направил руки Пейсли к ране в её груди, и свет из-за Завесы проник в её тело. Пейсли изумлённо ахнула.

– Ну вот, теперь ты можешь вернуться, – сказал Эдмунд и погладил дочь по щеке.

Пейсли снова обняла отца и прижалась к нему крепко-крепко:

– Но я не хочу тебя покидать.

– Пейсли, сейчас ты нужна Дэксу. Тебя не должно быть здесь, ещё рано. Однажды мы снова будем вместе: ты, я, мама и Дэкс. Но сейчас ты должна вернуться. Пообещай мне, что всегда будешь слушать своё сердце и следовать его зову, даже если он прозвучит вразрез с песней твоих звёзд.