Обещание страсти

— Ты уверена, что ничего другого? — Люк беспокоился гораздо больше, чем Кизия могла подумать.

— Я же сказала — не знаю. Но это неважно. В последнее время в моей жизни произошло слишком много изменений: уход из журнала и… ты же знаешь. Наступило время двигаться дальше, а это всегда нелегко. — Кизия попыталась улыбнуться, но Люк остался серьезен.

— Кизия, я расстроил тебя?

— О, любимый, конечно, нет! — Она пришла в ужас. Что за странная мысль… И вообще, ведь он сидел тут целый день и беспокоился о ней. Он плохо выглядит…

— Ты уверена?

— Да, уверена. И со мной все в порядке, Лукас. Правда. — Кизия наклонилась к Люку для поцелуя и увидела печаль в его глазах. Это сочувствие? Она была глубоко тронута.

— Ты не жалеешь, что ушла из журнала?

— Нет, я очень рада. Честное слово, рада. Просто когда в жизни что-то меняется, возникает странное чувство — незащищенности. Во всяком случае, у меня.

— Да. — Люк кивнул и молча наблюдал, как она допивает чай. Она успела скинуть пальто и в своем черном платье казалась далекой и недоступной. Долгое время он наблюдал за ней, не произнося ни слова. А когда снова заговорил, в его голосе появилась какая-то странная нотка, совсем не похожая на дружеское подначивание, так ярко проявившееся утром.

— Кизия… Я должен рассказать тебе кое о чем.

Она подняла на него глаза и попыталась улыбнуться. — Что случилось, любовь моя? — Потом попробовала пошутить:

— Ты тайно женат и у тебя пятнадцать детей? — Она говорила с уверенностью женщины, которая знает, что от нее не может быть секретов… разве только один.

— Нет, не женат. Но есть кое-что еще.

— Намекни мне. — Сейчас Кизия была абсолютно спокойна. Вряд ли Люк собирается сообщить ей что-то важное. Он же знает, как сильно она расстроена из-за Тиффани.

— Малышка, я не знаю, как тебе это сказать, но у меня нет выбора. Я должен рассказать. Не могу больше оттягивать этот разговор. Меня вызывают на слушания по тому моему делу. — Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все закачалось у Кизии перед глазами, потом остановилось.

— Что? — Может быть, она не расслышала, неправильно поняла? Кизия отчаянно цеплялась за эту последнюю соломинку. Ведь это был один из его кошмаров. Не может быть, наверное, все же она неправильно поняла…

— Будут слушания. Я должен пойти на слушания по моему делу. Они хотят обвинить меня в заговоре с целью вызвать беспорядки среди заключенных. Другими словами, в подстрекательстве к бунту.

— О Боже, Лукас… Ну скажи мне, что ты пошутил. — Кизия закрыла глаза и сидела очень тихо, ожидая его признания, но сжатые на коленях руки дрожали.

— Нет, малышка, я не шучу. Я и хотел бы, но… — Люк потянулся к Кизии и взял ее маленькие руки в свои. Ее глаза медленно открылись и наполнились слезами.

— Когда ты узнал?

— Угроза существовала всегда. Фактически еще до того, как я тебя встретил. Но я надеялся, что этого никогда не случится, а сегодня мне прислали извещение. Думаю, решающим фактором стала забастовка в Сан-Квентине. И они оказались достаточно сообразительны, чтобы воспользоваться моей глупостью, — сказал Люк, а про себя подумал: «Для этого и для убийства Мориссея».

— Господи. Что мы теперь будем делать? — Кизия беззвучно плакала. — А они могут доказать, что ты имел отношение к забастовке?

Люк отрицательно покачал головой, но в глазах совсем не было уверенности.

— Нет, на это их не хватит, хотя поэтому они так и зашевелились. Попытаются достать меня разными способами, но и мы сделаем все, что в наших силах. У меня есть отличный адвокат, и я везучий. Еще несколько лет назад на таких слушаниях не разрешалось иметь адвоката. Только ты и комиссия — так они могли довести дело до любого угодного им результата. А теперь со мной хороший адвокат и мы на равных. Они не смеют указывать мне, как жить. Мы подождем до слушаний и просто выполним то, что положено по закону. Вот и все. — Кизия и Люк хорошо понимали, что суть возникшей проблемы заключается вовсе не в его стиле жизни. Его обвиняли в подстрекательстве к бунту, вот в чем проблема. — Ну, милая, крепись. — Люк наклонился, поцеловал Кизию и сжал в своих объятиях. Но она не поддалась, ее тело осталось напряженным, а из глаз продолжали капать слезы. Люк заметил, что у нее дрожат колени. И почувствовал себя так, будто только что убил ее. До некоторой степени это так и было.

— Когда начинаются слушания? — Кизия с ужасом ждала, что Люк скажет «завтра».

— Только через шесть с половиной недель. Восьмого января, в Сан-Франциско.

— И что будет потом?

— А что ты подразумеваешь под этим «потом»? — Кизия сидела очень спокойно, и это пугало Люка.

— Что, если они опять отправят тебя в тюрьму?

— Этого не случится никогда, — сказал Люк глубоким, спокойным голосом.

— Ну а вдруг все же так получится, Люк? — Ее крик, полный страха и боли, прорезал тишину комнаты.