Обещание страсти

Он рассмеялся с удовольствием, услышав, как у нее перехватило дыхание, и, вскочив с кресла, подхватил ее на руки, как ребенка. Поцеловав ее в губы и не сказав ни слова, он направился с ней прямо в спальню. Она хихикнула, а он перешагнул через чемодан, одежду, сигары, ногой открыл дверь и дал ей по-настоящему почувствовать, что он вернулся. Люк наконец дома.

Он привез ей прелестный бирюзовый браслет «Навахо», искусно сделанный, с замысловатым узором, и посмеялся над приготовленными ею подарками. Потом он замолчал, увидев книгу, которая принадлежала ее отцу. Он понял, как много это значит для нее, и почувствовал себя на грани слез. Он только посмотрел на нее серьезным взглядом и кивнул. Кассия нежно поцеловала его, и это соприкосновение губ подтвердило то, что оба и так знают – он любит ее, а она – его.

Спустя час он опять завис на телефоне с бокалом бурбона в руке. А спустя еще полчаса объявил, что ему нужно уйти. Домой он вернулся только к девяти часам, и снова взялся за телефон. Когда он наконец добрался до кровати, было уже два часа, и Кассия давно уснула. Когда же она проснулась на следующее утро, он уже встал и оделся. Настали лихорадочные дни. И очень напряженные. И теперь, где бы Люк ни появлялся, его сопровождали копы в штатском. Даже Кассия научилась их распознавать.

– Господи, дорогой, я чувствую себя так, будто мы даже не успели поговорить вчера. Ты что, снова уходишь?

– Да, но я вернусь рано сегодня. Просто у меня очень много дел, а через три дня нам уже нужно быть в Сан-Франциско.

Три дня. Почему она думала, что они смогут спокойно вдвоем провести время в Нью-Йорке? Что у них будет время погулять в парке, поговорить, полежать ночью в постели, обмениваясь мыслями, время улыбнуться друг другу, сидя у камина, и похихикать над вазой с попкорном. Все получается совсем не так. Слушание должно было состояться меньше чем через неделю, и по его настоянию она все время сидела дома. В этом он был непреклонен. У него и так хватало забот, чтобы еще волноваться из-за нее.

Он ушел спустя десять минут, и вернуться рано у него не получилось. Он появился только в десять часов, уставший, нервный и измотанный. От него пахло бурбоном и сигарами, а под его глазами образовались темные круги.

– Люк, ты можешь сделать передышку на один день? Тебе это необходимо.

Он покачал головой, бросая пальто на спинку кресла.

– Только на один день? Или вечер?

– Проклятие, Кассия! Не дави на меня! У меня и так чертовски много забот.

Мечта о тихом спокойном времени до слушания испарилась. Не будет ни спокойствия, ни времени побыть вдвоем, ни отдыха, ни ужинов при свечах. Люк будет приходить и уходить с опустошенным видом, вставая на рассвете, напиваясь к полудню и трезвея к вечеру. К концу дня он будет совсем без сил. И его опять будут мучить кошмары, когда он позволит себе несколько часов сна.

Между ними образовалась пропасть, которую она даже не пыталась пересечь. Он не позволит ей этого.

Настал их последний вечер в Нью-Йорке. Сидя за столом, она услышала, как Люк ключом открывает дверь, и повернулась на своем стуле. Он выглядел безумно уставшим.

– Привет, Мама. Чем занимаешься?

– Ничем, любимый. Ты выглядишь так, будто у тебя был тяжелый день.

– Да.

Его улыбка была полна раскаяния, морщины под глазами заметно углубились за несколько прошедших дней. Он упал в кресло совершенно измотанный.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

Он покачал головой. Но каким бы уставшим он ни был, в его глазах горели знакомые огоньки. Это выглядело так, словно прежний Люк наконец вернулся домой. Тот Люк, которого она ждала сначала неделями, а теперь изо дня в день. Он был измучен, опустошен, но трезв и в одиночестве. Она подошла к нему, и он обнял ее.

– Прости, что я был таким сукиным сыном.

– Нет, ты им не был. И я люблю тебя со всеми твоими проблемами.

Она посмотрела ему в глаза, и оба улыбнулись.

– Знаешь, Кассия, самое смешное в том, что, как бы ты ни бежал, от этого не убежишь. Но я многое успел сделать. По крайней мере, это что-то.

В первый раз он намекнул на то, что он тоже боится. Словно поезд едет им навстречу, а их ноги прикованы к шпалам, а поезд все приближается и приближается…

– Кассия…

– Да, любимый?

– Пойдем спать.

Он взял ее за руку, и они молча направились в спальню. Рождественское дерево все еще стояло в углу гостиной, роняя иголки на пол, с обвисшими под тяжестью украшений ветками.

– Я хотел вынести его на помойку на этой неделе.

– Мы сделаем это, когда вернемся.

Он кивнул и остановился в дверях спальни, глядя на что-то поверх ее головы, но продолжая держать ее за руку.

– Кассия, я хочу, чтобы ты кое-что поняла. Они могут забрать меня прямо из зала, где проходит слушание. Я хочу, чтобы ты знала это и примирилась с этим, потому что, если это произойдет, значит, произойдет, и я не хочу, чтобы ты потеряла контроль над собой.

– Я не потеряю, – ответила она тихим и дрожащим голосом.

– Noblesse oblige? – сказал он со смешным акцентом, и она улыбнулась.