Обещание страсти

– Нет, – сказал он, осторожно расстегивая ее рубашку. – Совсем никаких секретов. А вот и секрет, который я искал. – Он бережно обнажил одну грудь и наклонился, чтобы поцеловать ее, в то время как ее руки скользнули ему под рубашку и обняли его. – Я скучал по тебе, Кассия.

– Даже вполовину не так сильно, как я скучала по тебе. – Перед ее мысленным взором пронеслись события вчерашнего вечера и танцующий барон. Она отстранилась от Марка и долго смотрела на него с улыбкой. – Ты самый красивый мужчина на земле, Марк Вули.

– И твой раб.

Она рассмеялась, потому что Марк не был ничьим рабом, и они оба знали это. Внезапно она, босиком, отпрянула от него и забежала за мольберт, прихватив коробку с печеньем на ходу.

– Эй!

– Ну, хорошо, Марк, настал момент правды. Что ты любишь больше – меня или свое шоколадное печенье?

– Ты что, сошла с ума? – Он бросился за ней, обогнув мольберт, но она уже прошмыгнула к дверям спальни. – Я люблю мое шоколадное печенье! А ты что думала?

– Ха-ха! Что ж, оно у меня!

Она вбежала в спальню и запрыгнула на кровать, пританцовывая и смеясь. Ее глаза сверкали, а волосы шелковыми черными прядями развевались по сторонам.

– Отдай мне мое печенье, женщина! Я зависимый!

– Дьявол!

– Ага!

С блеском в глазах он прыгнул к ней на кровать, забрал коробку с печеньем и бросил ее на кресло, покрытое овечьей шкурой. Потом он притянул Кассию к себе.

– Ты не только безнадежный шокоголик, Марк Вули, ты еще и сексуальный маньяк!

Она по-детски радостно рассмеялась, обнимая его.

– Знаешь, может, я подсел и на тебя тоже.

– Сомневаюсь.

Но он обнял ее еще сильнее, и они занялись любовью.

– Что ты хочешь на ужин?

Она зевнула и придвинулась поближе к нему в большой уютной кровати.

– Тебя.

– Это был обед.

– Ну и что? Издали закон, что я не могу получить за ужином то, что уже ел за обедом.

Он взъерошил ее волосы и прижался губами к ее губам.

– Послушай, Марк, будь серьезнее. Что еще ты хочешь? Помимо шоколадного печенья?

– Ну, стейк, омара, икру – как обычно. – Он не подозревал, насколько обычно это для нее. – Проклятье, я не знаю. Пасту, надо полагать. Может быть, феттучини. С соусом песто. Ты можешь добыть базилик? Свежий?

– Ты опоздал на четыре месяца. Сезон закончился. Как насчет устричного соуса?

– Годится.

– Тогда скоро увидимся.

Она провела кончиком языка по его спине, еще раз потянулась, а затем быстро соскочила с кровати, чтобы оказаться вне досягаемости его руки, которую он протянул к ней.

– Ничего не выйдет, Маркус. Или мы никогда не поужинаем.

– Да трахнись этот ужин.

Его глаза снова загорелись.

– Это ты трахнись.

– Как раз это я и имел в виду. Теперь ты все знаешь. – Он широко улыбался, лежа на спине и наблюдая за тем, как она одевается. – Ты зануда, Кассия, но на тебя приятно смотреть.

– На тебя тоже.

Его большое тело лениво вытянулось поверх простыней. Ей пришло в голову, когда она смотрела на него, что нет ничего прекраснее, чем дерзкая привлекательность молодого мужчины. Очень красивого молодого мужчины.

Она вышла из спальни и вернулась с хозяйственной сумкой в руке, одетая в джинсы и его рубашку, завязанную узлом под грудью. Волосы она завязала обрывком красной ленты.

– Я должен нарисовать тебя в таком виде.

– Ты должен перестать говорить глупости. А то я совсем зазнаюсь. Какие-нибудь пожелания есть?

Он улыбнулся, покачал головой, и она отправилась на рынок.

Поблизости располагались итальянские рынки, а она любила ходить за покупками для него. Здесь продавалась настоящая еда. Паста домашнего изготовления, свежие овощи, крупные фрукты, помидоры для сока, огромный выбор колбас и сыров, ждущих, что их потрогают, понюхают и унесут домой для королевской трапезы. Длинные батоны итальянского хлеба, чтобы нести их домой под мышкой, как это делают в Европе. Бутылки с кьянти, свисающие с крючков под потолком.

Рынки располагались совсем рядом. В это время молодые художники начинали выходить из своих берлог. Конец дня, когда те, кто работал по ночам, оживали, а те, кто работал днем, выходили поразмять ноги. Позже народу на улицах станет намного больше, они будут слоняться, беседовать, собираться в кучки, останавливаясь в кафе по пути в какую-нибудь студию к друзьям или на чью-нибудь последнюю скульптурную выставку. В Сохо жили дружно. И все напряженно работали. Пионеры в мире искусства. Танцовщики, писатели, поэты, художники, они собрались здесь на южной точке Манхэттена, зажатые между отбросами и мусором Гринвич-Виллидж и бетоном и стеклом Уолл-стрит. Особое место. Мир друзей.

Женщина в бакалейной лавке хорошо ее знала.

– Ах, синьорина, как поживаете?

– Хорошо, спасибо. А вы?

– Так себе. Немного устала. Что вы сегодня хотите?

И Кассия стала медленно обходить прилавки среди восхитительных запахов, выбирая салями, сыр, хлеб, лук, помидоры. Фиорелла одобрила ее выбор. Эта девушка знала, как покупать. Она выбирала правильную салями, знала, что положить в соус, как должен выглядеть хороший сыр «Бель Паэзе». Она казалась славной девушкой. Ее муж, вероятно, итальянец. Но Фиорелла никогда ее об этом не спрашивала.