Обещания и Гранаты (ЛП)

Что она повернется к операторам и включится в сюжет, сказав им, что я не только похитил ее, но заставил выйти за меня замуж и убил ее бывшего жениха.

Все это правда, технически, но все же. По какой-то причине она единственная, кто ничего из этого не использует против меня.

И для внешнего мира не имело бы значения, что я убил жестокого придурка, который, вероятно, попытался бы убить ее, как только их брак стал законным, особенно после того, как он узнал бы, что она не была девственницей. И не имело бы значения, что я пытался защитить ее и вырваться из этого мира, когда я делал то, что сделал.

Когда показывают кости монстра, широкая публика поверит в рассказанную им историю, не копая дальше.

Их кормят ложью с ложечки, и поскольку они, как правило, слишком глупы, чтобы думать самостоятельно, никто никогда не задается вопросом, почему их суп на вкус как яд.

— Ариана говорит, что мама все еще одержима желанием, чтобы я вернулась домой, — говорит Елена после долгого молчания, ерзая на своем месте.

Я бросаю взгляд на лифчик — розовый, в тон тем каблукам, которые я бы убил, чтобы обернуть вокруг талии прямо сейчас, — видимый сквозь кружевной верх ее платья, и издаю неразборчивый звук губами, пытаясь преуменьшить, насколько сильно я презираю ее мать.

На данный момент между нами произошло слишком много всего, чтобы я когда-либо смог рассказать ей об этой части моего прошлого. Моя история с Кармен Риччи навсегда останется в могиле, в которую она ее бросила, и я буду жить, сожалея о том, что это вообще произошло.

Но, как и все смерти, смерть отношений является постоянной. Конец всех концовок. Окончательность в чистом виде.

Я могу только надеяться, что она позволит этому остаться таковым.

— Ты никогда не рассматривал… переезд в Бостон?

Мои глаза находят глаза Елены, широко раскрытые и любопытные, когда она смотрит на меня. Потирая большим пальцем колено, я наклоняю голову, притворяясь, что обдумываю.

— На совсем?

— Да, знаешь. Стань бостонцем. (п.п.: далее Елена говорит фразу «Park your car in Harvard Yard», которая с бостонским акцентом звучит как «Pak ya ca in Havid Yad/Пак я ка ин Хэвид Яд». Используется исключительно для иллюстрации акцента и не несёт повествования), и все эти забавные вещи. — Она улыбается, хихикая над преувеличением своего бостонского акцента, проблеск чего-то, что ужасно похожего на надежду, сияет в ее взгляде.

— У тебя проблемы с Апланой?

Ее лицо вытягивается, улыбка застывает на месте.

— Не проблема, но….

— Тогда я не хочу слышать о том, как сильно ты хотела бы сбежать оттуда, — огрызаюсь я, не обдумывая слова до того, как они слетают с моих губ, приземляясь на сиденье между нами с глухим стуком.

Резко наклонив голову вперед, я зажимаю переносицу, выдыхая воздух. Моя другая рука скользит по коже к ее руке, но она отстраняется, складывая их на коленях.

— Господи, я знал, что возвращаться было плохой идеей. Слушай, я не…

— Нет, нет. Услышала тебя, громко и четко. Я больше не буду упоминать о переезде.

Когда оглядываюсь на нее, вижу, как она задирает нос повыше и демонстративно отводит взгляд.

— Елена, — говорю я, мое терпение на исходе. Внедорожник подкатывает к конечной остановке, паркуясь на улице перед домом Риччи, из красного кирпича, которого потускнел от многолетнего воздействия солнечного света. — Я не это имелв виду.

— Правда? Великий Кэллум… кто-то Андерсон, говорит не подумав? Врятли, ты не подумал.

Я прищуриваюсь, подавляя смех, когда она выходит из себя, желая, чтобы это не заставляло меня хотеть трахнуть ее еще больше.

— Кто-то?

Ее глаза сужаются в щелочки.

— Я не знаю твоего второго имени. Потому что, на самом деле, мне все еще кажется, что я ничего о тебе не знаю. И все же ты хочешь, чтобы я осталась с тобой на твоем крошечном островке и никогда не задавала вопросов, как какой-нибудь раб.

Ты единственная, кто что-то знает обо мне.

— Ашер, — быстро говорю я, сжимая и разжимая челюсти. Расстегнув ремень безопасности, я пододвигаюсь к ней и хватаю ее за пряжку, прежде чем у нее появляется шанс расстегнуть ее. Удерживая ее между собой и дверью, наклоняюсь, провожу рукой по ее бедру, восхищаясь гладким ощущением ее незапятнанной кожи под моими мозолями. — Мое второе имя Ашер.

— Кэллум Ашер Андерсон, — выдыхает она, грудь быстро поднимается и опускается, как будто она не в состоянии потреблять столько кислорода, сколько вдыхает. Она опускает взгляд на мой рот, заставляя мой член немного удлиниться.

— Мое имя звучит как молитва, исходящая из этих милых розовых губ, — бормочу я, проводя рукой по ее боку, поднимая большой палец и просовывая его ей в рот. — На которую я, конечно, был бы не прочь ответить.

Кончик ее языка кружит по подушечке моего большого пальца, глаза пылают жидким огнем. Возбуждение поднимается в моей груди, распространяясь, как плющ, наружу, и я бессилен против тихого стона, который вырывается из меня.