Обещания и Гранаты (ЛП)

— Что происходит, так это то, что меня оскорбляет ваш сотрудник, который отказывается впускать меня внутрь, потому что считает, что я вредна для бизнеса.

— У нас и так достаточно проблем с тем, чтобы держать сброд подальше, — говорит вышибала своему боссу, пожимая плечами. — Просто пытаюсь поддерживать порядок в баре, пока у нас все еще не хватает персонала.

Друг Кэла хмурится, поворачивая голову так, что копна темно-каштановых кудрей на макушке падает ему на глаза.

— Блу, у тебя есть привычка приставать к потенциальным платежеспособным клиентам?

Джонас Вулф, так его звали.

— Я не приставал к ней, я был…

Проводя рукой по лицу, Джонас вздыхает, глядя на меня.

— Может быть, тебе стоит уделить немного больше внимания тому, кого ты держишь подальше от бара, прежде чем оскорблять чей-то интеллект. Знаешь, что сделал бы доктор Андерсон, если бы узнал, что ты назвал его жену глупой и намекнул, что она шлюха?

Вышибала — очевидно, Блу — смотрит на меня, теперь более внимательно изучая. Он слишком долго задерживается на моих ногах, но ловит мой пристальный взгляд, прежде чем я успеваю испугаться.

Я не получаю тревожных вибраций от этого парня — никакая часть моей девичьей интуиции не говорит мне бежать или держаться подальше, как это было с Винсентом. Блу просто кажется придурком.

— Его жена? — Джонас кивает, и Блу надувает щеки, медленно выдыхая. — Она немного молода для него, тебе не кажется?

— Никто не спрашивал, что ты думаешь, — огрызаюсь я, но Джонас поднимает руку, как бы призывая меня замолчать.

Этот жест бесит меня еще больше.

— Я убью вас обоих, — говорю я тихим голосом, ворча в основном про себя, когда представляю кровавый конец для них двоих.

Образ мелькает в моем мозгу прежде, чем я успеваю его обдумать; насилие, окрашенное в багровый цвет по всей комнате, их искалеченные тела, разбросанные в беспорядке, ожидающие, когда кто-нибудь придет и уберет их.

Смаргивая, я прижимаю руку к животу, пытаясь не обращать внимания на жар, скручивающийся там. Я даже не знаю этих людей, и все же я здесь, воображая себя их палачом?

Джонас смеется, звук громкий и пугающий по сравнению со спокойной, сдержанной натурой моего мужа.

— Тебе не следует угрожать убийцам, любовь моя. Они относятся к этому слишком серьезно.

Раздражаясь с каждой секундой все больше, я кладу руки на бедра и приподнимаю бровь, глядя на двух мужчин.

— Ну, мы прояснили, что мое положение здесь. Могу я теперь войти?

— К сожалению, нет, хотя это, конечно, не имеет никакого отношения к тому, как ты одета. — В отличие от своего сотрудника, Джонас даже не смотрит на мой наряд, вместо этого сосредотачиваясь на месте за моей головой, как будто он кого-то ищет. — У тебя на лице написано невезение.

— Не правда!

Он кивает, игнорируя меня, и хватает меня за локоть, начиная уходить по улице прочь от бара.

— Ты знаешь. Дело вот в чем… непорочность в твоем присутствии; плохое дерьмо просто стекается к тебе, не так ли, догорая?

— Перестань называть меня так.

— Вы права, Андерсону, вероятно, это тоже не очень понравилось бы. — Его длинные ноги съедают тротуар, и хотя по большинству стандартов я не маленькая, мне приходится практически бежать, чтобы не отстать. — Он довольно привязан к тебе, а? Как будто тебе наконец удалось засунуть палку ему в задницу.

Мой нос морщится, мое тело отвергает это чувство.

— Я ничего не делала.

— Не думаю, что тебе придется что-то делать. Парень был по-настоящему одержим тобой целую вечность. — Он смотрит на меня сверху вниз, когда мы сворачиваем за угол, и в конце улицы появляется — Dunkin’ Donats. — Ну, не вечность. Это довольно недавнее событие, но, боже мой, как сильно оно его задело.

Слова Джонаса заставляют мое лицо вспыхнуть, и когда мы останавливаемся прямо перед дверями кафе пончиков, он отпускает мою руку, поворачиваясь ко мне лицом.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, — говорю я, пожимая плечами, не желая, чтобы он знал, как его заявление сжимает мое горло. Я скрещиваю руки на груди, на случай, если мое сердце бьется так сильно, что он может это увидеть.

— Технически говоря, он мог жениться на ком угодно, — говорит он. — Но он выбрал тебя.

— Его шантажировали. Нас обоих.

Выражение мрачного веселья пробегает по лицу Джонаса, и он улыбается, обнажая два ряда ярких, неестественно белых зубов.

Он напоминает мне своего тезку (п.п. Джонас Вульф (Jonas Wolfe) — он англ. Wolf волк), смотрящего на меня сверху вниз, как волк, который только что поймал свой обед и так и не научился не играть со своей едой.

— Верно. Я забыл об этом. — Прочищая горло, он засовывает руки в карманы куртки, поджимая губы. — и все же, Елена. Подумай об этом. Разве такого человека вообще легко шантажировать?

Мои нервы путаются, дико смешиваясь воедино и распространяясь, как яд, по моему животу.

— Я не знаю…

По правде говоря, это та же самая мысль, которая пришла мне в голову, когда он впервые подошел ко мне, требуя моей руки. После того, как он уже расправился с Матео, исключив мой выбор в этом вопросе.

Не то чтобы я скучала по Матео.