Обещания и Гранаты

— Ну, я, совершенно точно, не дам им чертовы девственные простыни.

— В любом случае, сейчас у нее их бы не было.

Я прищуриваюсь, глядя на него, и он ерзает на своем сиденье, теребя воротник кожаной куртки.

— Контрацепция, — говорю я наконец, вспоминая разговор, который у меня был с Еленой после того, как я трахнул ее глупо в душе.

Джонас приподнимает бровь.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты ее пользуешься.

Я корчу гримасу, наклоняясь вперед, чтобы открыть браузер на своем компьютере.

— Я назначу ей встречу с доктором Мартином, и она сходит на нее. А я передам рецепт Майлзу.

— Ты думаешь, это его удовлетворит? Технически она могла пойти на такое по любой причине.

Набрав в онлайн-планировщике, я добавляю примечание о личности к своему запросу, затем нажимаю отправить.

— Удовлетворит.

Должно.

После того, как мы рассмотрели возможные замены для трех сотрудников Flaming Chariot, которых мы потеряли, и назначили разведывательную встречу с международной командой Айверса, Джонас покидает офис, и мой телефон почти вибрирует на столе.

Настольный маятник стоит на деревянном картотечном шкафу в углу комнаты, раскачиваясь из стороны в сторону, сразу привлекая мое негативное внимание, когда я беру трубку.

Раздражение переполняет меня, когда я сканирую экран, нажимая «Принять», прежде чем смогу отговорить себя от этого.

— Кармен, — говорю я, ожидая, что пронзительный голос моей бывшей возлюбленной заполнит динамик, но вместо этого меня встречает низкий тембр.

— Андерсон. — Голос Рафа звучит отрывисто, чего я никогда от него раньше не слышал. — Я думал, что мне придется преследовать тебя, чтобы поговорить, но, похоже, ты так же жаждешь поболтать с моей женой, как и всегда.

— Поверь мне, — говорю я, прислоняясь к столу и скрещивая одну ногу на другой, — я никогда не стремлюсь что-либо делать с этой дьяволицей.

Он издает хмыкающий звук.

— В любом случае, я позвонил не для того, чтобы говорить о Кармен.

Конечно, не для этого, потому что любой разговор о ней неизбежно заканчивается признанием поражения в том, что касается ее. Она безнадежна, дрейфует в море, в то время как все предпочитают смотреть на нее.

— Как поживает моя дочь?

Смех щекочет горло, но я сглатываю, понимая, что мне нужно тщательно обдумать то, что он собирается сказать.

— Ты имеешь в виду, после того, как ты намеренно напал на нее? Она в полном порядке, насколько можно было ожидать.

У меня вертится на кончике языка упомянуть о плотном тепле, в которое я погрузился уже дважды со вчерашнего дня, но подавляю это побуждение, не желая пока раздувать пламя.

— Я могу заверить тебя, что понятия не имею, о чем ты говоришь, — отвечает Раф, и я могу представить, как он теребит край своего массивного кольца на большом пальце, уставившись на ту же эмблему, которая была выгравирована на карточке, оставленной на автобусной станции. — Просто прошло некоторое время с тех пор, как она в последний раз отвечала на сообщения матери, и мы начали беспокоиться.

— Может быть, не распространяй вы ложь о том, как начался ее брак, и она была бы более склонна поговорить.

— В чем именно заключалась ложь, Кэл? — Он делает паузу, как будто ждет моего ответа, но продолжает, прежде чем я успеваю что-то сказать. — Разве ты не убил ее жениха, когда тот собирался на свадьбу? Заставил меня быть свидетелем церемонии, на которой украл руку моей маленькой девочки, после того как уже украл ее добродетель?

— Я не заставлял тебя ничего делать. Я изложил ситуацию и дал возможность принять решение. Ты предпочел безопасность контракту, который у нее был с этими медиа-стервятниками.

Он шмыгает носом, и я моргаю, оглядывая пустой офис. Он плачет?

— Дело в том, доктор Андерсон, что мы хотим, чтобы нашу Елену привезли домой. Мне все равно, что мы должны сделать, чтобы вернуть ее, но, пожалуйста, перестань держать ее в плену. Она моя… bambina(п.п.: от итал. дитя, девочка)

Его голос прерывается на последних двух словах, драматично вставленном итальянском, и в моем мозгу возникает мысль, заставляющая меня встать, когда гнев нарастает в моем животе.

— Что ты делаешь, Раф? — медленно спрашиваю я, впиваясь взглядом в единственную фотографию в рамке, которая у меня есть; на ней я, шестнадцатилетний, зажат между Рафом и Кармен во время их юбилейной вечеринки. Рука Кармен крепко обнимает меня за талию, прижимая к себе, где я бы оставался годами, как идиот.

Раф смотрит, ничего не замечая. Таким, каким он нам был нужен. А потом, в один прекрасный день, он перестал.

Все никогда не станет прежним.

Я подозреваю, что именно поэтому он сейчас так осторожен — в этом есть все признаки подставы, и мысль о том, что он пытается заманить меня в какую-то ловушку, заставляет мою кровь кипеть.

Тем более, что он не просил меня выполнить для него ни одной работы с тех пор, как я инициировал наше небольшое соглашение, и хотя я начал думать, что это означало, что он принимает мою отставку, теперь я понимаю, что, возможно, его план с самого начала состоял в том, чтобы вывести меня более изощренным способом.