Обещания и Гранаты

Взгляд Елены цепляется за фигуру моей экономки, когда та протягивает мне сумку, пылая безудержной яростью, хотя Марселин не смотрит дальше моей ключицы. Елена наблюдает, как бледные пальцы Марселины касаются моих, гнев волнами исходит от ее гибкого тела, восхитительно опьяняющий.

Ревность — это не то качество, которое я обычно ищу в женщине, но ее наличие в богине весны, стоящей передо мной, подобно свежей почве, готовой для того, чтобы я мог зарыться и пустить корни.

Это основа порочности, эта зеленая эмоция, и я планирую использовать ее, чтобы построить нас из ее обломков.

— Марселин, — медленно произношу я, когда моя экономка отступает.

Она делает паузу, нахмурив брови, вероятно, задаваясь вопросом, не собираюсь ли я дать ей еще одно задание сверх ее уровня оплаты. Я делаю мысленную пометку предложить ей премию и отпуск, зная, что и так слишком сильно ее втянул.

Но я понял, что лояльность — это небольшая цена, которую приходится платить за некоторых людей.

Вот как я попал в эту переделку в первую очередь.

Расстегивая сумку, лезу внутрь и начинаю вытаскивать оборудование для уборки, устанавливая его у кровати Матео. Сначала вытаскиваю нож из его груди, медленно извлекая его, чтобы не разбрызгать кровь, все еще льющуюся из его груди. Она опорожняется последним всплеском, выливаясь из раны на мраморный пол, и я проклинаю себя за то, что заранее не накрыл его пластиковым брезентом.

Носовым платком я протираю лезвие, затем легкомысленно жестикулирую в сторону Елены.

— Вы знакомы с моей будущей женой? — спрашиваю я Марселин,

наслаждаясь последовавшей за этим резкой тишиной.

Это то, что я изо всех сил стараюсь создать то, что рассекает воздух, как хлыст.

Наклоняясь, я вытираю кровь больничным чистящим раствором и одноразовыми полотенцами, затем бросаю их в мусорную корзину. Одним пальцем закрываю веки Матео, затем натягиваю одеяло до подбородка, подтягивая его по бокам.

Если бы вы не знали, а запах чистящего раствора перекрывал вонь в комнате, вы бы никогда не поняли, что он мертв.

— Прости. — Елена первая оправилась от моего утверждения. — Твоя

кто?

Как по команде, дверь спальни снова открывается, входит Рафаэль с лысым священником на буксире. Он прижимает Библию к груди и лучезарно улыбается Елене, когда видит ее, окидывая взглядом ее платье.

Я бросаю взгляд на Марселин.

— Есть ли шанс, что у нас есть что-то еще, что она может надеть?

Нахмурившись, она качает головой.

— Нет, сэр.

Вздыхая, я провожу рукой по волосам и поднимаюсь на ноги, сбрасывая кожаные перчатки. У меня не желания, чтобы Елена была в платье, предназначенном для кого-то другого, но полагаю, что выбора особого нет.

Снимая пальто, я бросаю его на кровать рядом с телом Матео, разглаживая лацканы пиджака. Отец говорит по-итальянски, улыбка на его румяном лице говорит о том, что он понятия не имеет, что происходит.

Вероятно, думает, что это церемония, для которой его наняли в первую очередь.

Елена смотрит на своего отца, затем на священника рядом с ним, прежде чем настороженный взгляд останавливается на мне. Ее глаза сужаются в маленькие щелочки, ноздри раздуваются, как будто она пытается заставить меня воспламениться.

— Что происходит? — спрашивает она, сжимая руки в кулаки по бокам.

Никто не отвечает сразу, по-видимому, ожидая моих объяснений. Кажется, чувствуя, что я собираюсь пошевелиться, Елена вздрагивает в ту же секунду, когда мои ноги начинают двигаться в ее направлении, она бросается к двери; я одновременно бросаюсь к ней, предвосхищая ее попытку убежать, ловя за талию обеими руками.

Прижимая ее спиной ко себе, пока нежная выпуклость ее задницы непристойно прижимается к моему члену, я разворачиваю нас так, чтобы мы оказались прямо перед священником, чьи глаза теперь широко раскрыты и смущены.

Он что-то шипит Рафаэлю, который качает головой и отвечает мягким, успокаивающим тоном. Я прижимаюсь губами к уху Елены, пока она борется с моей хваткой, очевидно, не подозревая, что именно ее боевой дух привлек меня к ней в первую очередь.

Чем сильнее она пытается вырваться, тем больше трется об меня задницей, тем тверже я становлюсь.

— Осторожнее, малышка.

Двигаясь вперед, я скольжу одной рукой вниз по ее животу, надавливая кончиками пальцев. Она делает небольшой вдох, несомненно, чувствуя признаки моей реакции, и немедленно замирает.

И даже зрители не помогают тому, чтобы подавить возбуждение, идущее на юг; во всяком случае, знание, что она полностью в моей власти, кажется, усиливает его. Одно неверное движение, и я унижу ее перед ее отцом еще больше, чем уже унизил.

Указывая на священника свободной рукой, я удерживаю ее прижатой ко мне другой.

— Какого хрена ты делаешь? — она шипит, прижимаясь плечом к моему подбородку. — Я не выйду за тебя замуж.

— Боюсь, у тебя нет выбора.

— Папа, — выдыхает она, умоляюще глядя на него. — Ты видел, что он

сделал с Матео, верно? Почему ты не прекратишь это?

— Даже если бы он захотел, уверяю тебя, он ничего не смог бы

сделать. — Бросив на священника злобный взгляд, я щелкаю пальцами, говоря ему, чтобы он продолжал.