Мама была этому рада. Она накупила себе много красивых вещей: посуды, тканей, обуви, милых безделушек. Еще умудрилась обзавестись кое-какой мебелью, предметами быта, типа мясорубки, приемника, часов. С учетом того, что им обещали дать хорошую квартиру, жизнь, как она считала, удалась. И обставится, и потрясет внешним видом соседей, еще и кое-что продаст. Главное же — уедет из ненавистной Германии.
Папа тоже не выказывал разочарования. На родине служить проще. Да и недолго осталось — скоро в отставку, а семья обеспечена.
Только я не переставая ревела, но тайно. А так как родители были заняты — папа передачей дел, мама — упаковкой вещей и поиском недорогих мелочей, которые будут цениться в СССР, я проводила почти все время с Клаусом, даже в школу не ходила. Плевать на нее! Когда мир рушится, не до ерунды…
— Я остаюсь! — решительно проговорила я, плюхнувшись на коробку с вещами, которые уже упаковала. До отъезда оставалось два дня.
— Как бы я этого хотел, — вздохнул он. — Но давай смотреть на вещи здраво.
— Давай. Если мы сейчас соберем мои вещи и прихватим что-то ценное, то сможем уехать из Берлина. Я отлично говорю по-немецки. Если притворюсь заикой, никто не услышит акцента.
— И где мы будем жить? В подвале разрушенного дома?
— Я согласна и на это.
— Тебе так кажется.
— Нет, я готова терпеть трудности.
— Либе, нас поймают. Тебя вернут родителям, а меня отправят в колонию для малолетних. И в результате мы потеряем возможность увидеться вновь.
— Если я уеду, то навсегда!
— Не обязательно. Ты сможешь попасть в Германию по работе. Или я в СССР.
— Мы в школе учимся. Какая работа? Это же сколько времени пройдет…
— А иначе не получится. — Он присел на колени, взял мои руки и утопил в них свое лицо. Усики защекотали мою кожу, но приятно. — Если мы хотим быть вместе навсегда, нужно подождать, — услышала я его бормотание. — Пока будем писать друг другу письма и каждый день вспоминать что-то сокровенное.
— Первый лавандовый поцелуй?
— Второй, под омелой, тоже.
— Варенье из зеленых яблок.
— И кулебяку.
— Балерину, что ты подбросил на мой подоконник, я поставлю на тумбочку у кровати.
— А я буду носить шарф, что ты мне связала, — шарфом это чудо-юдо было трудно назвать — толстая шерстяная лента с поехавшими петлями. Но я старалась, вязала. — Еще я буду читать книги, что ты мне отдала. Слушать пластинки. И хранить нашу единственную совместную фотографию.
Да, была у нас и такая. Я сбежала с выпускного бала, что был устроен в школе для тех, кто отучился в восьмом и десятом классах, чтобы погулять с Клаусом. Нас снял фотограф, который крутился у костела в надежде заработать. Мы так ему понравились, что он не взял за работу ни пфенинга.
Тут мне пришла в голову мысль, которая еще несколько дней назад привела бы в ужас.
— Давай выпьем? — предложила я.
— Давай, — быстро согласился Клаус.
Он и сигареты уже пробовал, и алкоголь, но его не увлекло ни то, ни другое.
— Сейчас принесу киршвассер, у папы в кабинете стоит початая бутылка.
Но я задумала не пьянку! Ликер был предназначен для другого… раскрепощения.
Нам уже по четырнадцать, мы расстаемся надолго, если не навсегда. И это означает, что пришла пора переступить черту и заняться любовью. Наши чувства искренни, проверены временем. А наши тела… они созрели! Особенно мое. Я давно начала испытывать томление, да и Клаус тоже. Он никогда не сознавался в этом, но я сама понимала по его поведению: когда наши объятия становились особенно жаркими, он краснел, потел, чуть потрясывался и… резко от меня отстранялся. Я знала, что у возбужденных мальчиков случается эрекция, и Клаус не хотел смущать меня ею…
Или боялся не совладать с собой и дать волю страсти.
— Мы будет пить тут, у тебя в комнате? — спросил он.
Мой милый мальчик ни о чем не догадался.
— Нет, давай пойдем в НАШЕ место.
Его мы нашли не так давно — гуляя, наткнулись на развалины. От дома почти ничего не осталось, только флигель, но без крыши. Однако в нем когда-то была кочегарка, и она не пострадала. Маленькая, уютная, с проломом в стене, похожим на окошко. Его мы закрыли фанерой, чтобы никто не увидел нас, а на выемку наставили свечей. Старый диван без одного подлокотника, пыльный, почерневший от огня, застелили сначала газетами, потом гобеленом, тоже ветхим, но целым и чистым — я лично стирала его в ароматном мыле. Мы планировали обустроить НАШЕ место лучше: не только отмыть его, но и обставить. Но увы, уже не успеем!
Я быстро собралась, взяла бутылку, стаканы, печенье на закуску и пару апельсинов. Предполагая, что будет кровь, старенькое, но чистое полотенце. А вода имелась и в кочегарке. Клаус набирал ее на колонке в ведро, чтобы мы могли попить или что-то помыть.