Обет без молчания

Пока Кирилл прикидывал в уме варианты развития событий, судьба все решила за него. Аэлите подвернулся достойный мужчина, швейцарец. Немолодой, но хорошо выглядящий и бодрый. С собственным домом в Люцерне на берегу одноименного озера, обеспеченный и бездетный. И он сделал Аэлите предложение. Оказалось, она параллельно встречалась и с ним, и с Киром.

– И ты согласилась? – решил уточнить он.

– Естественно. От таких вариантов не отказываются.

– Ты же не меркантильная. Зачем тебе его дом?

– Дома я, может, и не получу. А статус резидента Евросоюза – да. Он мне не помешает. Да и хочется пожить в красивом месте, вдохновиться им. Из моего окна Каширка видна, а из его – озеро Люцерн.

– Что ж… Желаю тебе удачи!

– Спасибо, дорогой. Я тебе напишу. – И, чмокнув Кира на прощание, она упорхнула. Сначала к себе на Каширское шоссе, потом в Швейцарию. Письмо от нее Кир получил, но всего лишь одно (а больше и не обещали). Аэлита сообщила, что вышла замуж и у нее все хорошо, а потом забыла о нем. Хан же ее до сих пор вспоминал, но без грусти, а тем более злости, с одной лишь теплотой.

* * *

Хан летал в Германию чуть ли не каждый месяц. Если не по делам, то просто погулять, посидеть в кнайпе за кружкой пива и кпопсами, полакомиться шварцвальдским тортом, пропитанным ликером «киршвассер», пообщаться с немцами на отвлеченные темы. Кирилл знал язык в совершенстве, говорил почти без акцента и иногда даже думал на немецком. Был период, когда подумывал о переезде в Германию на ПМЖ, тогда-то и стал разыскивать своих родственников. Но Хайнц – распространенная фамилия, а Людвиг – не самое редкое имя. Другими сведениями о немецком дедушке он не располагал, не знал даже, в каком он году родился и где.

Кирилл был упрямым и довел бы дело до конца, если бы не передумал переезжать. Со временем он понял, что в Германию ему хочется наведываться и только. Он больше русский, чем немец…

Да и немец ли? Мать могла все выдумать. Эту мысль ему подала младшая сестра Лена.

– Она постоянно сочиняла новые биографии всем нам, – припомнила она во время очередной встречи.

Кир и Лена на похоронах матери пообещали друг другу навещать ее могилу хотя бы на Вербное воскресенье. Елизавета, объявляющая себя то язычницей, то буддисткой, то атеисткой, питала к этому празднику особый трепет. Именно его отмечали в семье. Дни рождения детей – ерунда, можно забыть об одном или нескольких. Новый год тоже ничем не примечателен, но хорош тем, что детям выдают сладкие подарки и они не просят конфет. Но Вербное воскресенье… Это чудо чудесное! Елизавета ждала его и напоминала членам семьи о том, что праздник грядет. Накануне они все шли драть вербу – в одном из соседних дворов росли ракиты. А в воскресенье Елизавета накрывала на стол, застилала его белой скатертью, пекла капустный пирог, огромный, с противень, варила компот из сухофруктов. И как будто становилась совершенно нормальной.

– Мать была адекватной, когда рассказывала о дедушке-немце, – ответил на заявление сестры Хан.

Они сидели у могилы Елизаветы. Пили компот из сухофруктов, который сварила Лена. Ели пироги с капустой, приобретенные в кондитерской Киром. И оба держали в руках вербу. Сестра нарвала ее в том же дворе, что и раньше, а брат купил у ворот кладбища.

– Ты понимаешь, что наша мать никогда не была адекватной? Лишь иногда казалась таковой…

– Нет, я думаю, что у нее были периоды просветления.

– Знал бы ты, сколько я тешила себя этим в детстве! Особенно в ЭТОТ праздник. Поэтому и ждала его, наслаждалась каждой минутой и надеялась, что завтра мама проснется той же, какой была вчера… Но нет! Она все скопившееся сумасшествие вываливала в понедельник. А все потому, что оно для нее норма. И по каким-то странным причинам в Вербное воскресенье наша Елизавета ставила перед собой задачу быть не собой.

– Но я проверил, она действительно училась в МГУ.

– Знаю, я нашла ее зачетку под ножкой раскладного кресла. Мать подложила ее, чтобы не качалось. Первую сессию она сдала на отлично по всем предметам.

– Вот видишь!

– Но у нее уже тогда начала ехать крыша.

– Болеть голова, – поправил ее Кир.

– Это уже следствие, а причина в отклонениях психики, причем серьезных, иначе она обратилась бы к доктору. Ни один псих не признается в том, что у него расстройство. Он будет искать разные оправдания своему поведению и состоянию.

– Она обращалась после того, как погиб Алешенька, – припомнил слова матери Кирилл.

– Ее, скорее всего, заставили представители органов или соцработники. Она сходила на прием, чтобы от нее отстали, после чего сделала для себя вывод, что ей это не нужно. Врачи ничего не понимают, а назначенные ими лекарства только вредят ей. Это тоже нормально для психов.

– Ты разбираешься в этом вопросе? – удивился Кир.

Сестра работала продавцом цветов. Устроилась в лавку сразу после школы, не пытаясь никуда поступить, хотя была неглупа.

– Да. Я, можно сказать, эксперт. Прочла кучу литературы по психологии и психиатрии.

– Просто интересовалась вопросом?