«Обезглавить». Адольф Гитлер

Марина с трудом постигала то, что говорил Старцев. Его слова доходили до нее в каком-то скомканном состоянии, отчего терялся их смысл и ей стоило немало усилий, чтобы понять, о чем он говорил. Но вот до ее сознания дошли слова Старцева о том, что отец подписал обращение русской эмиграции к генералу Фолькенхаузену и на смертном одре осознал свои ошибки. Это было так ошеломляюще неожиданно, что она пришла в отчаяние и в поиске подтверждения или опровержения услышанного поспешно бросила на Людмилу Павловну горячечный вопрошающий взгляд, но на смертельно бледном, растерянном лице матери ничего не прочла. Она не знала, что Людмилу Павловну под страхом жестокого наказания предупредили в гестапо, чтобы на суде она смотрела за детьми и ни словом, ни взглядом, ни жестом не помогала Марине. Убитая горем после кончины Шафрова, судом над дочерью, запуганная фашистами она строго выполняла все, что от нее требовалось и, подавляя неутешную боль, старалась меньше смотреть на Марину. И только когда становилось совсем невыносимо, поднимала на нее глаза, застланные слезами и плохо видела — размытый образ Марины расплывался, терял четкие очертания. Провокационное заявление Старцева об отступничестве Шафрова прорвало было в ней плотину сдержанности и ей захотелось на весь зал выразить несогласие, уличить Старцева во лжи, но жесткий взгляд прокурора охладил ее и она, побелев лицом, внутренне сжалась, присмирела.

Марина растерялась. Какое-то время она сидела окаменело и лишь в голове устало еще билась слабая, протестующая мысль: «Не может быть. Он не мог так поступить. Не мог…» Сознание ее начало меркнуть, и ей вдруг показалось совершенно ненужным все, что было сделано ею, за что предстала перед судом. Из жизни вообще, из ее жизни в частности, ушел человек, которого она любила и, если верить Старцеву, ушел он самым неожиданным, непонятным образом, перед смертью отказавшись от того, что заботливо внушал ей. Как быть? Голова шла кругом. А Старцев все говорил.

— Уважаемый высокий суд, — провозглашал он, потрясая над головой указательным пальцем правой руки, обхваченной накрахмаленным, белым манжетом со сверкающей дорогой запонкой, — Мой жизненный опыт дает мне полное основание утверждать, что и в ресторане подсудимая находилась не случайно. Она встречалась там с представителями Сопротивления в Бельгии. Я в этом не сомневаюсь. Я в этом глубоко убежден.

Он довольно вскинул голову, будто вытряхнул из нее последнюю мысль и горделиво обратил взор на судью и прокурора. Он честно отработал свой хлеб и пусть они теперь доложат об этом барону фон Нагелю.

С появлением в зале суда детей Марины прокурор словно отключился от процесса и все внимание сосредоточил на ней, выбирая тот момент наибольшей ее психической подавленности, умственной расслабленности, когда можно было пустить в дело главное требование. По его мнению, показание Старцева о признании Шафровым своих ошибок было последней каплей, переполнившей чашу ее выдержки и сигналом перейти к последнему вопросу, и он многозначительно глянул на судью. Тот все понял, сказал:

— Подсудимая, суд располагает достаточными доказательствами ваших преступных связей с бельгийским Сопротивлением. Нам так же известно, что вы встречались в ресторане с его представителями. В связи с этим суд вторично требует от вас назвать фамилии известных вам участников Сопротивления, ваши явки с ними, задания, которые вы получали.

Арсенал средств психологического давления на Марину подходил к концу, суд приближался к кульминационной точке, и прокурор поспешил дополнить судью.

— Уважаемый судья, — сказал он, — Я хочу обратить внимание подсудимой на весьма важное для нее обстоятельство — на ее материнский долг перед детьми, которые находятся здесь, в зале суда.

Глухой стон вырвался из груди Марины, а прокурор патетически повысил голос:

— Этим малолетним детям, — указал он рукой на испуганно притихших Вадима и Никиту, — нужна любящая и нежная мать! Они соскучились по материнской ласке, на которую имеют законное и полное право!

Произнеся необычную для себя речь, которую правильнее было бы сказать защитнику, прокурор сел. Застыл в выжидательной тишине притихший зал. Людмила Павловна, нашептывая какую-то молитву, робко осеняла крестным знаменем молчавшую Марину.

— Суд считает необходимым — нарушил тишину зала судья, — предупредить подсудимую, что правдивые показания облегчат ее участь и значительно повлияют на определение меры наказания.