Обезьяна приходит за своим черепом

- А что? Что-нибудь очень спешное? - спросил Гарднер. - Если нет, то, может быть... Видите, я сейчас так загружен, что, право, даже и не знаю...

Но Ланэ сказал ему, что дело очень важное и ждать он никак не может. На него уже находило то отчаяние трусости, которое иногда толкает людей на подлинно геройские поступки.

- Ладно! - ответил Гарднер, подумав. - Тогда приходите сегодня ночью. Я закажу пропуск.

В большом и гулком вестибюле, где перемешались все восточные стили между крылатых быков с человеческими головами, черных фивейских сфинксов, высеченных из твердого и блестя-щего камня, базальта, наверное, толстых и трехгранных колонн, увенчанных распускающимся лотосом, и фресок, где все люди изображались с поднятыми руками и только в профиль, Ланэ заставили долго ждать.

То есть пропуск на него был уже заготовлен, но маленький, сухонький, аккуратный человечек в пенсне, сидящий на их выписке, поглядел на него и спросил:

- Ланэ? Есть, есть пропуск! Одну минуточку! - и снял телефонную трубку.

- Придется подождать! - сказал он через минуту, - Вон на ту лавочку присядьте, пожалуйста.

Ланэ сел и огляделся.

Особняк раньше принадлежал акционерному обществу "Ориенталь", и в нем помещалось правление. Теперь его заняло гестапо.

Чистота везде была прежняя. Каменный пол из глазированных голубых плиток со стилизован-ным изображением озера, обсаженного пальмами, был чисто вымыт и блестел так, что местами даже испускал неяркое, матовое сияние. Но вот кое-где дорогие фрески были залеплены какой-то серой бумажной шелухой, на дорогом столе из белого, едва ли не каррарского, мрамора лежала грязная газета. На ней стоял черный от копоти чайник. Ланэ поглядел на фивейских сфинксов и увидел, что кончик носа у одного из них слегка отколот.

"Неужели они стреляли в него?" - подумал он и встал со скамейки.

На львином теле сфинкса в одном месте виднелась черная впадина, в другом - след от удара каким-то железным орудием, ломом, может быть. На серой колонне какой-то осел много раз подряд химическим карандашом написал свою фамилию и украсил ее огромным росчерком и закорючкой.

"К чему же это?" - даже с некоторой оторопью подумал Ланэ. Он подошел к фрескам.

На одной из них фараон Рамзес Великий, поднявшись на боевой колеснице, стоя поражал своих врагов из лука. Но тело фараона выглядело обезглавленным. Верхнюю половину его закрывал плакат. Огромный черный паук с человеческой головой и мохнатыми лапами плел паутину вокруг земного шара. Лицо у паука этого было жирное, обрюзглое, с кривым орлиным носом, наглые глаза навыкате, двойной подбородок и черные же курчавые волосы. Внизу плаката помещался неуклюжий стишок в четыре строчки, с двумя восклицательными знаками на конце. Буквы были готические, и от этого убогий стишок выглядел еще более тяжелым и никчемным.

"Господи, кого же они тут еще агитируют?" - горестно подумал Ланэ.

Потом пришли двое в глухой военной форме и синих фартуках поверх нее, принесли с собой лестницу и стали обмерять стену. Мерка проходила как раз через фигуру Рамзеса.

- Все мерите, строители? - насмешливо спросил человек, выписывающий пропуска. - Строить-то когда же будете?

Один из пришедших полез наверх, другой остался внизу и достал записную книжку.

- Восемь сорок три! - крикнул человек сверху. - Записал? Не плачь, сошьем тебе конурку, будешь сидеть да поплевывать...

- Вы сошьете! Вы уж сошьете! - не обижаясь, ухмыльнулся тот. - Ваше дело - курятники строить, да и то я бы...

- Да не плачь, сошьем! - крикнул тот, что стоял внизу.

"Ну, пропали фрески! - скорбно подумал Ланэ.- Настроят они тут курятников!"

В это время зазвонил телефон. Сухонький человечек в пенсне взял трубку, послушал немного и крикнул:

- Господин Ланэ, идите сюда, сейчас вас проводят!

Его повели по длинным коридорам, залитым белым светом неоновых ламп.

Стены и двери были свежевыкрашены, и в коридоре пахло свежей замазкой. В конце, где коридор переходил в лестницу, стояли две лавки, и на них сидело несколько человек в военной форме. В другом месте и около другой лестницы Ланэ встретил человека, который шел между двумя солдатами. Поравнявшись с Ланэ, человек взглянул на него и остановился.

Остановился и Ланэ.

Человек выглядел очень грязным, растрепанным, давно не бритым. Сорочка у него была в ржавых пятнах, один рукав пиджака был мокрым и черным, на другом была дыра, и из дыры лезли какие-то тряпки. Ланэ с трудом узнал в этом оборванце журналиста Швейцера.

- Боже мой! - сказал он ошарашенно. - Это вы!

Швейцер вдруг оттолкнул солдата и рванулся к нему.

- Жене передайте! Улица Марикер, двадцать восемь, - несвязно заговорил он, хватая Ланэ за одежду. - К своей матушке... пусть едет к своей матушке... Господин Ланэ... Господин Ланэ... Вы понимаете, они хотят, чтобы я... - Он все цеплялся за его одежду.

- Стой! Куда? - крикнул, опомнившись, солдат и рывком за ворот отбросил Швейцера.

- Улица Марикер, двадцать восемь! - отчаянно крикнул Швейцер, падая.

- А вы чего тут слушаете? - набросился на Ланэ солдат с двумя нашивками, очевидно, ефрейтор. - Вам чего? Где ваш пропуск? Кто вас вызвал?