Обезьяний ящик

Мой нежный любимый друг, не забывай меня, что бы ни случилось. Пиши мне чаще. А главное, думай о себе, береги себя. Будь осторожна, ничего не жалей, береги свою жизнь! Твоя жизнь нужна для Вадика, для меня. Привет Нине, передай привет Володе, пусть он напишет мне. Что делают сейчас Шик, Сельков, позвони, передай им привет. В Ленинград я сейчас приехать не могу. Крепко тебя целую. Милая, милая Валюша, не забывай меня. Твой Сергей. Мой нежный дорогой друг, не забывай меня. Еще раз целую тебя.

Читатель, я – конкретный пацан, опубликовавший изрядную десть писем ночлежников со «дна» Серебряного века. Хорошо писали, братки. Однако это письмо – неискусный шедевр неискусной любовной эпистолярии. Так! Как все пронзительно и трогательно… Были люди, и нет их… А вот еще фрагмент из письма от 4 октября 1941 г.: «Получил сразу 2 письма от тебя. Опять перед моими глазами твой милый бисерный почерк. Опять, ярче, чем наяву, стоит перед моими глазами твой образ. Я беспокоюсь за тебя. Ты со своим характером можешь в минуту опасности не сохранить свою жизнь». Это любовь, читатель… Минута опасности. Годы опасности…. Отец служил во 2-ой и 3-ей ударных армиях. Ударная армия прорывала оборону гитлеровцев, три недели вела бои ночью и днем (покушать – только хлебушек и сухарики), теряла 70 процентов бойцов ранеными и убитыми, потом в прорыв входили другие войска, армия откатывалась на три-четыре месяца на переформирование… И вечный бой. И снова в бой. С такими ошеломляющими потерями НИКТО не воевал и воевать не будет… Полевые госпитали располагались в зоне обстрела германской артиллерии.

Папа монотонно уговаривает матушку эвакуироваться, когда до НАСТОЯЩЕЙ блокады осталось еще пара месяцев. Мама безоговорочно отказалась уехать (а возможности были). Командировки. Мама была инспектором ОБЛОНО, посему часто ездила инспектировать школы в Ленинградской области. Последнее место службы перед войной у нее Институт усовершенствования учителей. В письме упоминаются сослуживцы отца в армии и в Рентгеновском институте (до войны). Читатель, война, страшная война, разруха, хаос, а почта работала лучше, чем сейчас. О, Русь моя…

8.

24 сентября <1941 г.> Вечер.

Мой незабвенный друг Валюша!

Вчера я отослал тебе письмо. Вероятно, эта открытка дойдет скорее. Милая Валюша, как я беспокоюсь о тебе. Как это получилось, что ты в опасности. Если можешь эвакуироваться, то уезжай. О Вадике не беспокойся, мы его еще найдем, я в этом глубоко убежден и твердо убежден. Моя детка, будь мужественна, береги себя. Помни, что, если не будут доходить письма, то это лишь временная задержка. Напиши мне адреса родственников в тылу (Пети, жены Коли, Бориса, Оли и т.д.), куда я мог бы заслать письма, если прервется почему-либо связь. Помни также, дорогая Валюша, о почтамтах до востребования. Если можешь, то пошли мне в письме открытки, то же передай жене Тафило. Ты пишешь, что ночуешь на службе, а как же ты получаешь мои письма, может быть, мне писать тебе на службу.

Я здоров, работаю так же много. Думаю о тебе. Крепко, крепко целую. Сергей.

Отец все уговаривает маму «уехать». Никто никогда не подсчитал и не подсчитает, сколько косточек людских лежат на дне Ладожского озера (эвакуация по «Дороге жизни») и сколько мирных ленинградцев нашли свою смерть в горящих взрывающихся самолетах. От них и косточек не осталось.