Обезьяний ящик

Меня твоя судьба очень беспокоит. Имеешь ли ты письма от кого-нибудь еще. Я только получаю весточки от тебя. Борис теперь в связи с потерей квартиры в Москве, вероятно, весьма огорчен. Где он, в армии? Ольга, видимо, устроилась лучше всех, она хоть питается. Она что тоже потеряла комнату?

Хотя все это имеет небольшое значение. Важно сохранить жизнь и обеспечить нормальное существование. Что делает Шик Я.Л. (зайди в Пединститут, расспроси его о рентгенологах, как-то хочется узнать о судьбе своих сотоварищей). Ему привет. Что с Евген. Алекс. Сельковым. А где Немёнов и Рейнберг.

Валюшенька, я отослал тебе 4 перевода, последний – 3<-й> – в феврале 500+500+1000 рублей. Получила ли ты их? Это я получил разницу за нахождение в ударной 3<-й> армии. Жизнь моя сейчас более осложненная, чем была. Трудности во всем. Но я не теряю надежду на благополучный конец и верю, что увижу тебя и буду в Ленинграде.

В связи с временным получением фотоаппарата отослал тебе в ряде писем свои фотокарточки, все может быть, что-нибудь дойдет. Вот и еще посылаю сейчас. Прошу тебя пошли мне свою. Твою фотокарточку я получил и хочу новую. О Дмитриеве ничего не знаю. Пав<вел> Игнат<ьевич> что-то ничего не пишет.

Я сейчас переехал недалеко в новую деревушку. Работаю все по специальности. Работы много. Попадаются немецкие журналы – трофеи. О Вадике и маме ничего узнать не могу. Думаю, что они живы и здоровы и находятся в той деревушке, куда я их отвез.

Скоро весна, а главное, лето. Буду ли я иметь хотя бы связь с тобой. А что, может быть, даже и приеду на денек. С аппаратом. Все ведь может быть? Иногда и сказка становится реальностью. Привет Ниночке. Привет Коле. Работают ли у вас театры, кино. Как хотелось бы посмотреть здания Ленинграда, строгие контуры улиц.

Пиши мне по тому же адресу: Действ<ующая> ар<мия> 19 ОРМУ. Нач<альнику рентгенной <так?> группы в/врачу . . . . . . . . . . . . . . . . .

Крепко, крепко тебя целую. Твой Сергей.

Я ошибочно написал в ч. I-ой, что мои родители (аспирант и студентка) познакомились зимой 1931 г. На самом деле, судя по письмам отца, они впервые встретились 6 марта 1932 г. на катке в Юсуповом саду, т.е. в письме речь идет о десятой годовщине знакомства.

Папа не совсем понимал положение дел в Ленинграде. В марте 1942 г. Питер был в абсолютной блокаде, ладожский лет растаял, в город можно было попасть только самолетом.

В письме упоминаются тетка Ольга и дядя Борис (крупный авиационный инженер), эвакуированный из Москвы на зауральские авиационные заводы. Дядя и тетя, в натуре, потеряли «жилплощадь» в Москве и Ленинграде. Борису Васильевичу (1909-1995) сразу дали комнату после войны, Ольга Артемьевна (1907-1992) была директором школы (после войны) на советской базе в Поркклауде (Финляндия). В 1955 г. базу закрыли и передали финнам. Тетка много лет мыкалась без жилья, несколько лет с дочкой жила у нас, получила комнату лет через десять после возвращения в Питер. Хорошо ее понимаю, ибо мы с женой, оставив квартиры в первых браках, много лет снимали квартиру и бедовали в коммуналке.